Шарм серебряного века. Филологиня - страница 16

Во сне она над морем тем летала,

И все шептала: – Ты меня прости.

И тень его застыла у камина.

Согреться не могла, сгореть не смела,

– Да, это был единственный мужчина-

Она призналась вдруг и онемела.

И перед ними отступило время.

И были души призрачно легки.

И там на берегу сливались тени

В одном порыве страсти и тоски

Как критики злы, нет сердиты,

Отправив в сердцах их к чертям,

Набоков сжигает «Лолиту»,

Предавшись забытым страстям.

Жена улыбается рядом:

– Ну что ты, мой ангел, оставь.

Да ну их, какая отрада,

И сам, мой родной, не лукавь….

И все-таки зло и сердито,

Отставив о милости бред,

Набоков сжигает «Лолиту»,

И знает прощения нет.

И все, что в запале забыто,

И больше вернутся невмочь,

В камине сгорает Лолита,

На мир надвигается ночь…

Герой, он не автор, пустое,

Они никогда не поймут,

Огонь все горит за спиною.

А критики спят или пьют

С чужими, любовниц ласкают,

Уносятся яростно прочь.

Набоков Лолиту сжигает,

На мир надвигается ночь.

Жена у окна виновато

Стоит, словно Лота все ждет,

За творчество грянет расплата,

Никто ничего не поймет.

Из пепла она не восстанет,

И рукопись эта сгорит.

И автор злодеем предстанет,

В огне своих вечных Лолит.

Горит Лолита, в комнате темно,

Жена устало смотрит на огонь,

И призрак, промелькнувший за окном,

Протянет обреченную ладонь.

Все грезы и мечты несутся прочь,

А страсти за спиною, словно страж,

Для гения не так опасна ночь,

И лишь роман возникнет, как шантаж…

Все скомкано и преданно огню.

Он ничего не сможет объяснить.

И я кошмар прозрения гоню,

И лишь душа в огне еще горит.

Творец не может страсть свою унять,

И лгать не станет. В комнате темно,

Лолита гонит к пропасти опять.

И как горчит то сладкое вино.

Мир разбивался о немую страсть,

Никто его не сможет защитить,

И лишь Лолиты призрачная власть

Не воскресить сумеет, а убить.

Две птицы, и одна из них темна,

Светла другая, кто устанет петь?

Продолжится отчаянно война,

И дописать роман ему ль успеть.

И призрак, промелькнувший за окном,

Протянет обреченную ладонь,

Горит Лолита, в комнате темно,

Жена устало смотрит на огонь.

Кармен все кружилась на сцене пустой,

Желая увидеть поэта во мраке.

А он растворился внезапно с другой,

Уносится к славе, и бездне и драме.

Что ей остается? Плясать до зари,

Приветствуя новое дивное солнце.

А там, словно свечи, горят фонари,

И дамы приветствуют спутников сонно.

Какой – то безумец читает стихи,

И падает в пропасть своих откровений,

Как хочется Блока ей снова найти,

Но страсть отступила, осталось забвенье.

Кармен, изменяя себе и ему,

Проносится в вихре по Невскому, боже.

Рыдать от бессилья, познавшая тьму

И страсть, разве может? И все-таки может…

Как холоден взгляд, и куда ей теперь,

Лишь вспыхнув, померкло печальное солнце.

И ада раскрылась забытая дверь,

Харон поприветствует в сумраке сонно…

Напрасно обещана будет любовь,

Никто не вернется назад, понимаю.

И что там, тоска, наваждение, боль.

Харон уплывает, и тени сзывает…

Она устремилась в ту бездну за ним,

Забыв, что случилось когда-то с Орфеем.

Мы все растворимся, мы все догорим,

Но вырвать любимых из тьмы не сумеем…

Королева вернулась в ту позднюю осень,

Где ни бунта еще, не войны.

И Шопена ей ветер внезапно приносит,

И веселые песни и сны..

Там все живы, ни казней там нет, ни расплаты,

Маскарада веселая спесь,