– Это, должно быть, весьма печально.
– Вообще-то, нет. Мне уже нет до них дела. Да я и не знала их достаточно хорошо. У меня была тяжелая болезнь – очень тяжелая, – и я осталась одна в целом мире, вот они и решили, что мне лучше всего жить в таком вот месте. Считаю, мне очень повезло попасть именно сюда. Здесь все так внимательны и добры… И сад красивый. Я ведь понимаю, что одна, самостоятельно, жить не смогла бы, потому что иногда теряюсь. – Она постучала себя по лбу. – У меня здесь все путается. Перемешивается. Не все помню ясно.
– Мне очень жаль, – посочувствовала Таппенс. – Наверное, с каждым что-то такое бывает?
– Некоторые заболевания очень болезненны. У нас здесь две бедняжки с ревматоидным артритом в острой форме. Ужасно страдают. Вот я и думаю, что, может быть, не так уж это и плохо, если у тебя не все ладно с памятью, если ты немного путаешься в людях, событиях и времени… По крайней мере ты не испытываешь физической боли.
– Наверное, вы правы, – согласилась Таппенс.
Дверь открылась, и в комнату вошла девушка в белом халате с небольшим подносом, на котором стояли кофейник и тарелочка с двумя печеньицами. Поднос она поставила рядом с Таппенс.
– Мисс Паккард подумала, что вы, может быть, пожелаете выпить кофе.
– Спасибо, – поблагодарила Таппенс.
Девушка вышла.
– Вот видите, – сказала миссис Ланкастер. – Они здесь очень внимательны, не правда ли?
– Да, очень.
Таппенс налила себе кофе. Некоторое время женщины сидели молча. Миссис Бересфорд предложила старушке печенье, но та покачала головой.
– Спасибо, дорогая, но я не буду. Мне нравится молоко, без всего.
Она поставила на столик пустой стакан и, прикрыв глаза, откинулась на спинку кресла. Таппенс подумала, что, может быть, миссис Ланкастер всегда отдыхает в этот утренний час, а потому нарушать тишину не стала. Однако старая леди вдруг встрепенулась, словно очнувшись от забытья, открыла глаза и посмотрела на Таппенс.
– Вижу, вы смотрите на камин.
– О… я? – растерялась Таппенс.
– Да. Вот я и подумала… – Миссис Ланкастер слегка подалась вперед и, понизив голос, спросила: – Извините, так ребеночек был ваш?
Застигнутая вопросом врасплох, Таппенс не сразу нашлась, что ответить.
– Я… нет… не думаю…
– А мне уж показалось… Подумала, что вы поэтому и приехали. Рано или поздно кто-то должен приехать. Может быть, и приедет. И вы так смотрели на камин… Знаете, он ведь там. За камином.
– О… неужели?
– Всегда в одно и то же время, – негромко продолжала миссис Ланкастер. – Всегда в одно и то же время дня. Десять минут двенадцатого. – Она взглянула на часы на каминной полке. Таппенс тоже посмотрела туда. – Десять минут двенадцатого. Да, каждое утро, в одно и то же время. – Старушка вздохнула. – Люди не поняли. Я рассказала, что знала, но они не захотели мне поверить.
В этот самый момент дверь открылась, и в комнату вошел Томми. Таппенс с облегчением выдохнула и торопливо поднялась.
– А вот и я. Уже готова. – Шагнув к двери, она обернулась: – До свидания, миссис Ланкастер.
Они вышли в коридор.
– И как вы там? – поинтересовалась Таппенс.
– После того, как ты ушла, мы чудесно поладили.
– Наверное, я оказываю на нее дурное влияние. В некотором смысле это даже бодрит.
– Почему бодрит?
– Видишь ли, в моем возрасте и при моей внешности – аккуратная, респектабельная и немножко скучная – приятно думать, что тебя еще могут принять за развратную женщину, обладающую неотразимыми сексуальными чарами.
