– Без паники! – рявкнул из коридора голос старшего лейтенанта Тимохина. – Занять оборону у окон! Без команды не стрелять!
– Конец, мужики! – заныл рядовой Свистунов. – Окружат и раздолбают всех! Или сожгут живьем в этой проклятой школе!
– Заткнись, ссыкун! – зло цыкнул на него сержант Кныш, осторожно выглядывая в окно.
Трассеры, то здесь, то там, передавая «морзянку» рассекали яркими огоньками ночную темноту. Перестрелка шла в горах, над селом.
– Танцор, знаешь, чего я боюсь больше всего? – тихо сказал Роман, обернувшись к Чернышову.
– Чего, Ром?
– Как бы эти выродки масхадовские нас гранатами не забросали или «Шмелем» не долбанули! Тогда уж точно всем амба!
– Хуже нет, чем в темноте воевать! Здесь мы как слепые котята! Подожгут и постреляют нас, как в тире.
– Сидим как в заднице.
– Который час?
– Кто его знает?
– Сейчас посмотрим! – живо откликнулся контрактник Кныш, в темноте с трудом различая светящиеся стрелки циферблата. – Черт, не видно!
Но его опередил Пашка Никонов.
– Семнадцать минут второго!
– А светать-то будет около семи! Не раньше!
– Кого-то очередями долбят! Слышишь?
– Не позавидуешь.
– Похоже, «зуха» отвечает! Наверное, наши. Десантура на высотах.
Кто-то затопал за стеной по коридору.
– Мужики, собровцы из соседнего класса всем табуном куда-то рванули! Может и нам тоже надо отсюда когти рвать, пока не поздно? – беспокойно загундосил, выглянувший в темный коридор, Привалов.
– Сиди, не ссы!
– Андрей! Что-то я никак не врублюсь! Кто стреляет? И в кого? – отрываясь от «Ворона», обернулся Дудаков к старшему лейтенанту Тимохину, который выглядывал из-за БМП.
– Кто-то садит с одной вершины по другой! Насколько я знаю, на ближней, что над селом морские пехотинцы генерала Отракова, а на той горушке, насколько помню, должна находиться ульяновская десантура.
– Что они, сбрендили совсем? Палят друг в друга! Мудачье!
– Перепились они там, что ли?
– Не хватало еще, чтобы под этот шумок нас стали мочить!
– Как пить дать, «духи» нападение спровоцировали.
Перестрелка над селом продолжалась с полчаса, потом затихла. Никто из бойцов так и не смог уснуть, все с тревогой ждали ночной атаки.
Десантники надежно заблокировали чеченское село несколькими БМД и БТРом, перекрыв все выходы из него с трех сторон; с четвертой стороны находился крутой обрыв, подмываемый стремительной обмелевшей рекой. Пока командиры на косогоре, обильно покрытом инеем, договаривались о деталях предстоящей операции с местной администрацией, приехавшей со старейшинами на белой «Волге», «вэвэшники» и СОБР томились в ожидании начала зачистки у «бээмпэшек» и «Уралов».
– Ты чего там, Серега, притих? – спросил старший прапорщик Стефаныч, обращаясь к младшему сержанту Ефимову, который у лица держал сухую веточку. – Все нюхаешь что-то.
– Запах женщины, – тихо пробормотал тот, виновато улыбаясь. – Вот веточку сорвал, запах обалденный.
– Ты что, рехнулся? Какой еще запах?
– Какая женщина?
– Совсем тут дошел до ручки, скоро на кусты будешь бросаться!
– Изголодался, молодой кобелек!
– Тут одними вонючими портянками может пахнуть да дерьмом с кровью, – счищая щепкой налипшую грязь с подошвы ботинка, резюмировал угрюмый лейтенант Трофимов, которого «собровцы» уважительно величали Конфуцием.
– Дай-ка сюда! – старший лейтенант Колосков, по прозвищу Квазимодо, протянул руку.
– Да, что-то есть неуловимое, – отозвался он, бережно возвращая Серегину драгоценность.
