– Кстати! – встрепенулся вдруг Зяблик. – А как себя ведет твой зверек? За людьми не пробовал охотиться?
– Пробовал, – признался Эрикс. – Но я его отучил.
– А не боишься, что однажды ночью он тобой закусит?
– Ну что вы! – Эрикс даже обиделся немного. – Такое просто невозможно. Мы очень привязаны друг к другу. Слышите, он меня зовет. – Действительно, во мраке раздался призывный рев Барсика. – Все, я пошел. До встречи. Свечу оставляю вам.
– Долг платежом красен, – Зяблик, вскочив, стал совать в руки Эриксу шоколад и печенье.
– Спасибо, я не донесу столько, – смутился Эрикс.
– Ничего, – упорствовал Зяблик. – Сейчас упакуем. Верка, пожертвуй одной шалью. Я видел, сколько ты их в Будетляндии присвоила… Правильно, молодец… Что легко пришло, то легко и уйдет… Шучу-шучу, вернем мы твою шаль… Вот какой узелок аккуратный получился! Загляденье! Пошли, провожу тебя немного… Ребята, вы пока свечку не тушите.
Зяблик ушел и как в воду канул. Ватага улеглась спать без него, но свечку оставили гореть вместо маяка.
Вернулся он часа через полтора и сразу нырнул под одеяло.
– Где вы шляетесь? – сонно пробормотал Смыков.
– Да так… Поболтали чуток с Эриксом. Договорились, так сказать, о дальнейших совместных действиях. Если эти гады опять на кого-нибудь наедут, он постарается нас предупредить.
– Ох, ищете вы приключений на свою голову. Сдержанней надо себя вести. Мы ведь не дома.
– Верно, не дома, – согласился Зяблик. – Дома я бы быстро глянец навел…
Прошло несколько суток, а Эрикс не подавал о себе никаких вестей. Больше всего по этому поводу переживал почему-то Цыпф. Верка своих чувств старалась не выказывать, хотя дни напролет мурлыкала лирические песни. Зяблик держался подчеркнуто индифферентно, а Смыков, косясь на него, время от времени удрученно вздыхал:
– Чешутся у вас руки, братец мой, ох как чешутся.
Свечи, целую кучу которых по инициативе Верки изготовила кормушка, внесли в жизнь ватаги некоторое разнообразие. Отпала необходимость сразу после наступления сумерек заваливаться на боковую. Ужин теперь растягивался на несколько часов и напоминал светский раут с карточной игрой и долгими неспешными беседами. Сначала перекидывались в дурачка, а потом Смыков (кто бы мог подумать) заразил все общество страстью к преферансу. За игрой болтали обо всем понемножку, хотя у каждого из мужчин был любимый конек. Зяблик рассказывал случаи из собственной жизни и, конечно, безбожно врал при этом. Смыков, наоборот, придерживался строгих фактов, которые по памяти черпал из бюллетеня «Следственная практика». Цыпф свой скудный жизненный опыт компенсировал начитанностью: один вечер он цитировал Ларошфуко, второй – Гомеса де ля Серну, третий – царя Соломона и так далее.
Совершенно случайно выяснилось, что Лилечка умеет гадать на картах – бабушка в свое время научила. Сначала она упорно отнекивалась, ссылаясь на отсутствие опыта, но потом все же уступила воле большинства.
Смыкову были предсказаны хлопоты по казенной нужде, счастье с трефовой дамой, горе от пикового короля и очень нехорошие перспективы в итоге. Зяблику, помимо хлопот, дороги и разнообразных неприятностей, в самое ближайшее время предстояло исполнение желаний через червонного туза и потеря друга. Верке сначала сплошь валили удачи, встреча со старыми друзьями, успех в задуманном, а в конце неожиданно выпали четыре семерки, означающие в лучшем случае слезы, а в худшем – смерть. То, что ожидало в будущем Цыпфа, Лилечка пожелала сохранить в тайне. И хотя все это делалось вроде шутки ради, девушка осталась сильно удрученной и карт в руки больше не брала, даже подкидного дурака игнорировала.
