Вскоре Косоруков заметил между деревьями светлую человеческую фигуру и через несколько шагов сообразил, что видит перед собой местного священника в рясе из небелёного льна и такой же скуфье.
Решив, что это судьба, Дмитрий направился к нему, вглядываясь и пытаясь понять, чем тот занимался: священник доставал что-то из небольшого холщового мешочка и бросал на землю. Наверное, кормил белок или птиц, но кого именно – рассмотреть за надгробиями не получалось. В зеленоватой кладбищенской тишине слышался только негромкий требовательный писк.
Священник был сед, носил небольшую опрятную бороду и имел наружность из тех, по которым не определить истинный возраст: ему могло быть и сорок, и шестьдесят, и больше. Роста он был среднего, сложения – плотного в той степени, чтобы выглядеть солидно и благообразно, но не походить на карикатурный образ попа.
Через пару десятков шагов Косоруков наконец вышел на перекрёсток двух дорожек – и замер, потрясённо разглядывая существ, расположившихся у ног священника.
Маленькие, меньше локтя высотой, мохнатые человечки больше всего напоминали чертей. Тех самых, которых никто никогда не видел, но все точно знали, как они выглядят. У них были розовые пятачки, уши торчком, длинные подвижные хвосты с кисточками на концах и даже, кажется, рожки, но за это Дмитрий уже не поручился бы.
Вели себя зверьки гораздо достойнее птиц. Сидели, тянули лапки, просительно попискивали, ловко хватали полученное лакомство и тут же принимались его есть, по-беличьи держа обеими лапками. Не суетились, не дрались и куски друг у друга не отнимали.
Нового человека существа, сосредоточенные на еде, заметили не сразу. Один вдруг замер, уставившись на Дмитрия чёрными блестящими глазами, потом тревожно вскрикнул, его товарищи заверещали хором и прыснули в разные стороны, почти мгновенно растворившись среди травы.
Священник обернулся через плечо, вздохнул, заглянул в свой мешочек и вытряхнул на дорожку его содержимое – несколько маленьких кусков хлеба или сухарей. После чего развернулся и шагнул к по-прежнему неподвижному охотнику, на ходу надевая небольшие круглые очки, которые по-простому висели у него на шее на верёвочке, рядом с резным деревянным крестом.
– Протоиерей Алексий Озеров, я могу чем-то вам помочь?
– Благословите, отец Алексий, – отмер Дмитрий, машинально склоняя голову и складывая руки перед собой.
Священник невозмутимо перекрестил его, положил ладонь на лоб и благословил, после чего продолжил в прежнем спокойном тоне:
– Так чем могу помочь, сын мой?
– Да, простите, – окончательно собрался охотник. – Я Дмитрий Косоруков, расследую убийство казначейского проверяющего Шалюкова.
– Этого бедного тихого человека убили? Упокой, Господи, его душу, – он перекрестился, – но кому это могло понадобиться?
– Вот это я и пытаюсь выяснить. Я, конечно, не прошу вас нарушить тайну исповеди, если вдруг к вам являлся за прощением убийца, но, может быть, вы от кого-то что-то слышали? Шалюков, говорят, приходил в церковь. Он, случайно, не исповедовался? Или, может быть, кто-то упоминал о его врагах? Ссорах?
– Не представляю, – качнул головой священник и повёл рукой, предлагая пойти по дорожке дальше. – Не будем мешать, у них нынче время ужина.
– Кто это был? – осторожно спросил Дмитрий.
– Мелюзга эта? – улыбнулся в бороду отец Алексий. – Да Бог их знает. Хухлики, может, а может – нет, я не очень-то разбираюсь.
