Реально, женская фигура Кики с этими штуками очень похожа по форме на скрипку. Когда фото опубликовал один из парижских журналов, разразился дикий скандал. Большей пошлятины не лилось на берегах Сены никогда. Там фигурировали и смычки, и сама игра на скрипке, и звуки, который женский «духовой» инструмент должен издавать. Все вертелось вокруг секса, как ты понимаешь. Это было ужасно. Но все читали, спорили, возмущались, читали и спорили снова. Сходились только в одном: создана главная фотография сюрреализма, его изнанка, его гимн. Вот так любовь двух человек вошла в историю искусств. А почему ты спросил?
– Просто так, что-то слышал и хотел побольше узнать. Прости, мне еще надо по делам в мэрию. Не добросишь?
Все мэрии в Париже очень величественны. Главенствует над всеми Hotel de Ville de Paris – мэрия Парижа, но остальные двадцать (по числу округов) тоже ничего. Здание, в которое я вошел, было прекрасно снаружи и загажено бюрократами изнутри. Ничего нет в мире хуже французского чиновника, хотя неправда, есть еще итальянский. Меня посылали подальше из кабинета в кабинет с моим мизерным, никого не обязывающим маленьким вопросом. Они убили во мне полтора часа времени и веру в людей.
Обессиленный, я присел на деревянную скамейку рядом с парой очень пожилых людей. Он был в костюме, синем баскском берете и с палочкой. Она без берета и палочки, но с болезнью Паркинсона. Пара сидела в очереди к мэру с жалобой на кого-то, кто назначил свадьбу их внучки на дату через восемь месяцев от сегодняшней. Милые старички боялись, что до наступления долгожданного дня они умрут, внучка родит, а жених уйдет. Не знаю, что меня кольнуло, но я задал вопрос старичку. Самое удивительное, что я немедленно получил точный и очень подробный ответ. Ну еще и пару советов.
Пожелав месье и мадам отвести правнуков в школу, тщательно записав всю информацию, я отложил свое расследование до завтра. Сегодня вечером по плану было кино и Даниэль.
На следующий день, кроме клиентов, опять приходили те, с кем Виктор ругался в прошлый раз. Сегодня все было спокойнее и тише. Гости принесли какие-то бумаги, и все вместе они обсуждали что-то вполголоса. До меня долетали обрывки фраз. «Уже лучше», «Но это невозможно», «Поймите правильно, мне надо быть уверенным». Ушли озабоченные, но без скандала.
Днем Пахомовы поехали давать какие-то объяснения в налоговую. Я ничего не спрашивал, они ничего не говорили. Но в три часа должен был прийти важный клиент, и хозяева решили, что я вполне освоился и справлюсь в магазине один. Они вернулись часа через три, и за это время я продал шашку в серебре, ковш, инкрустированный перегородчатой эмалью Грачева[27] и шесть красивых бокалов для белого вина. Торговля в этой галерее продолжала идти довольно бойко.
Вернувшись, хозяева получили мой полный финансовый отчет, похвалили меня, выдали премию, и тогда нежданно-негаданно Виолетта, бросив взгляд на лежащую папку с картинами, как бы невзначай задала вопрос:
– Как там продвигаются дела с Кики?
«Конченые свиньи», – подумал я о Пахомовых, но вслух говорить этого не стал.
– А почему вы сразу мне этого не сказали, когда давали папку в работу?
– Разве не сказали? Не может быть… Надо полагать, мы считали, что такой умный мальчик, как ты, должен знать, кто такая Kiki de Montparnasse.
Детская игра «Веришь – не веришь» в самом разгаре. Свиньи. Французские свиньи. С русским акцентом.
