Беззаботность и радость от встречи моментально испарились. Темные углы комнаты снова напоминали черные провалы, таившие в себе враждебность и неизвестность, а пугающее настоящее вновь навалилось тяжелым бременем. Вайлет тяжело опустилось в кресло, словно ее оставили силы. Невысокая тучная фигура молочника резво прошла к окну, внимательно оглядела забранные жалюзи и, убедившись, что все в порядке, вернулась назад.
Мэтью сел рядом с девушкой и взял ее за руку, с нежностью заглядывая в прекрасные глаза.
– Помнишь наш разговор в моей ветхой лачуге, Ви? – Спросил он. Вайлет качнула головой. – Вы были испуганы. Спасались от преследователей. Весь город был против вас, но это не сломило вашу веру друг в друга, помнишь?
Она качнула головой.
– Мы разговаривали, сидя на кухне, пока Джек отправлял сообщение с моего компьютера. Вернее, это ты говорила, а я лишь слушал. Я был поражен, откуда ты можешь знать обо мне столько, ведь мы даже не были знакомы? Как ты можешь так чувствовать человека, подмечая малейшие детали в разговоре, взгляде, интонации голоса, выстраивая из этих песчинок сложную конструкцию, объясняющую многие аспекты моего поведения и действий. Откуда ты знала, что я чувствовал, что переживал, когда был ребенком? Как?
Мэтью тяжело вздохнул, руки его дрожали. Луис, словно завороженный, смотрел на Вайлет, от которой исходили сильнейшие волны магнетизма. Его безудержно тянуло к ней, и было лишь одно желание – прикоснуться к шелку волос, быть рядом и сделать все, чтобы она была счастлива. Вайлет всегда бросалась на помощь, не задумываясь о последствиях, не думая о дурном, что в конечном итоге может привести к трагедии, как тогда в Лунных пещерах. Ведь если бы не Джек, Эрни совершил бы задуманное, и никто бы его не остановил.
– Я всегда был изгоем, – продолжал Мэт. – Ты права, Вайлет. – Я всегда был один. Стыдясь своего тела, своего лица, ежедневно терпя оскорбления и унижения от моих более удачливых сверстников, что в конечном итоге должно было привести лишь к одному результату. Ты права, я стал ненавидеть их, и мечтал только об одном – доказать, что я не такой идиот, как они все время твердят. Я видел в своих грезах, как они жалеют о том, что так обращались со мной, я мечтал, что все изменится.
У меня не было силы, не было денег, но были мозги, и я понял, что только благодаря этому могу подняться над ними. Подняться, но остаться в тени, чтобы вдоволь насладиться победой.
Но, чем старше я становился, тем сильнее понимал: мне не за чем доказывать всему миру, что я не такой, каким кажусь, – он посмотрел на Луиса, и тот опустил взгляд.
– Да, я выгляжу, как ожиревший гном, а мое лицо – будто карикатура несчастного Квазимодо, но что из того? Да, я вынужден жить в одиночестве, но так ли это плохо, ведь я жил так до этого? Зато я могу заниматься тем, что мне действительно интересно: я могу учиться, столько, сколько понадобится, могу работать столько, сколько захочу и жить так, как хочу. Ты дала мне это понять, ты помогла принять себя самого и теперь я действительно осознаю: неважно, как я выгляжу; важно, что я чувствую; важно, кем я стал; важно, что я живу.
При этих словах Вайлет вздрогнула, в глазах вспыхнула боль.
– Ты тоже должна понять это, Вайлет. Ты тоже должна понять, как и я: моя месть, всего лишь завышенные амбиции и униженное чувство собственного достоинства, и месть не решает проблемы, она лишь загоняет тебя в кокон, замораживает чувства, лишает эмоций. Ты превращаешься в зомби, переставая различать краски, а ведь мир так прекрасен. Ты дала мне понять это, ты…
