Шерше ля фам, или Возврату не подлежит! - страница 19
– Хотела поблагодарить вашу милость за мое спасение, – вынырнула я из эмпиреев. – Если бы не вы, то пугала бы я не вас, а рыбок. Спасибо огромное вам и за меня и за рыбок! – И ресницами на него блым-блым. Типа я в смущении.
Как истинный джентльмен и аристократ, барон принял неприступный вид и сообщил:
– Что ты, не стоит благодарности, на моем месте так поступил бы каждый…
«…Настоящий мачо», – мысленно добавила я.
И тут мой спаситель устроил мне настоящий допрос.
– Как раз о столь непонятных явлениях я и хочу с тобой поговорить! – поставил он меня перед фактом своего любопытства. – Ты бы не могла мне объяснить этот странный феномен звериной любви к тебе?
– Наверное, мылась плохо, – прошептала я, краснея.
На зеленом фоне это смотрелось ошеломляюще, судя по выражению баронских глаз.
– Но потом тебя отмыли, – проявил мужчина логику. – И все равно к тебе продолжили настойчиво лезть все животные в округе!
– Может, съели что-нибудь не то? – промямлила, не зная, куда себя девать.
Мне подарили пронзительный взгляд.
– Все?!
– Я не считала, – шаркая ножкой, застенчиво призналась я.
– Так все же… – настаивал барон Летгар. – Есть ли у тебя хоть какое-то разумное объяснение?
Я помяла в руках ржаную горбушку и прошептала:
– Любовь?..
– Понятно! – хмыкнул спаситель. Слава богу, удержался от того, чтобы покрутить пальцем у виска, и на том спасибо.
Но я рано обрадовалась.
– Как ты попала на берег? – напал на меня его милость.
Я закрыла лицо руками и пискнула оттуда:
– Не помню. Головой ударилась.
– Откуда ты пришла? – не сдавался «гестаповец».
– Я головой ударилась! – возмущенно напомнила, убирая ладони и гневно пялясь ему в глаза.
– Как тебя зовут, ты хотя бы помнишь? – начал терять терпение барон.
– Я же только головой ударилась! – возмутилась я. – Конечно, помню! Александра, Саша, можно Сашенька, но не Санечка. Еще, как вариант, Алекс…
– Прекрасно! – обрадовался «настоящий ариец». – Что-то еще вспоминается?
– Конечно! – гордо сказала я. – Мне двадцать три года…
Все выпали в осадок. Барон даже соизволил на Милку внимание обратить. Что привело ту в немалое удивление. Великанша с перепугу грязную посуду на пол уронила, которую хотела перед тем унести помыть.
– Ясно, – сказал его милость барон неверным булькающим голосом и сглотнул. Хотя, на мой взгляд, понятно ему было только одно – Я УДАРИЛАСЬ ГОЛОВОЙ. Ну да, просто я сейчас болею. И нечего на меня так жалостливо смотреть.
– Надеюсь, память к тебе вернется, – с заметной долей фальши посочувствовал мне красавец. Наставительно заметил: – Твоя дальнейшая судьба в твоих руках.
Я истово закивала, соглашаясь. Прикусила язык, чтобы не предложить свою судьбу подержать… так сказать – от всей широты русской души! Решила, что будет неприлично. Пока.
– Если ты захочешь покинуть наш дом, я дам некоторую сумму денег на первое время и прикажу проводить до столицы, – бухтел спаситель, разглядывая меня с плохо замаскированной жалостью. Пообещал: – Если же ты пожелаешь остаться у нас, госпожа Аннита, наша домоправительница, найдет тебе работу по силам.
– Благодарю вас! – Я выдавила улыбку и поставила его в неловкое положение. Мужик замер, соображая, как лучше выйдет – улыбнуться в ответ или передернуться.
Я не обиделась… ну, почти не обиделась. Конечно, благородные – они вон какие, а я – вот. Кстати, зеркало мне так и не принесли. Сказали, в наладоннике меня слишком плохо видно – эффект не тот, а большое зеркало никто не даст. Слишком ценное, чтобы мою персону отражать.