Шесть дней из жизни дознавателя - страница 3

Поэтому два с половиной дня это в идеале, когда по первому требованию явились и заявители, и злоумышленники с адвокатами, и свидетели и вовремя «притопал» характеризующий материал. А если где-то сбой в этой цепочке? Безответственность, например, жулика (так сотрудники милиции называют преступников). Они ж, как правило, не очень сознательные граждане, чтобы являться в органы как положено, своевременно. Были бы они людьми дисциплинированными, может и преступлений не совершали бы. Поскольку работали бы себе и дурные мысли в голову им не закрадывались.

А потерпевшие, как правило, как раз те самые рабочие люди, которые всегда заняты. Потому и получается: возможности являться в рабочее время – нет. Надо перед начальством оправдываться, что оказался в идиотской ситуации с преступлением. Да и вообще, когда возвращают похищенное, у них желание и интерес к делу пропадает. Заявитель практически всегда считает, что его дело заканчивается на стадии: позвонил в милицию – написал заявление. И всё, как в крылатой фразе Глеба Жеглова из советского кинофильма «Место встречи изменить нельзя» – «вор должен сидеть в тюрьме».

Так же в этой цепочке есть люди, которые отвечают на запросы по поводу характеризующего материала подозреваемого. Их тоже можно понять, для них такие ответы – дополнительная нагрузка, помимо основной работы. Отсюда не всегда отвечают вовремя. А сроки, то есть дни, неумолимо проходят. Прокурорский надзор за этими самыми сутками осуществляется на совесть, как «патруль времени» – не забалуешь.

В вопросе о критике работы внутренних органов, возможно, где-то тут собаки и прикопаны. Только этих самых собак всегда спускают именно на милиционеров.

Один из таких сотрудников – Сергей Габоронов. Который уже практически отработал свою суточную повинность, успев поспать на дежурных сутках целый час. Однако после звонка Кошмарика он понял, что легко смениться ему не позволят. В свои только что исполнившиеся двадцать семь лет в органах он уже отработал почти четыре года. Находился в звании старшего лейтенанта милиции. Уже понимал работу. По крайней мере, в политику партии о статистических данных, которые волновали начальство, он уже вникнул. Раз дежурный сказал, что там всего лишь осмотр надо сделать, при этом начальник КМ уже на месте – всё не так просто. Скорее всего, происшествию хотят придать незначительность, поскольку такая упомянутая выше милицейская величина как руководитель криминальной милиции на всякую ерунду не выезжает.

Вот, например, взломана дверь в квартиру. Как это понимать? А скорее всего проникновение в жилище и кражу. Следователь – разбирайся. Но всегда можно сказать, что дверь повреждена, сама она как объект посягательства. Например, сосед пьяный подошёл и начал ломать замок с ручкой, из-за неприязненных отношений к жильцу. Это уже не взлом, а умышленное повреждение чужого имущества. Дознаватель будет оформлять. Всё зависит от того, что скажет тот, кто это сделал. Или от того, кто его к такому ответу подведёт.

После разговора с дежурным Шкомаровым дознаватель Габоронов встал со сложенных в ряд стульев. Нехитро самооборудованный «диван», который очень помогал ненадолго сомкнуть глаза милиционеров в момент некоего затишья преступности в их городе, был разобран. Каждый стул примкнул к своему дознавательскому столу, коих в маленьком кабинете было аж четыре, по одному на каждого коллегу. Двухэтажное здание, в котором помещались стражи правопорядка, в советские времена принадлежало гостинице с одноимённым названием города. Это подарило милиционерам выход из кабинетов на балконы. Хоть Минздрав и предупреждал о вреде курения, они всё равно ходили туда покурить.