Шесть миров Бенджамина Брайана - страница 13

– 

Он… ему… ему приснился страшный сон… – замялся Бенджамин.

– 

Так-так-так, – пробормотал доктор, показывая, что весь во внимании.

– 

Он лежал на дороге, кажется… или под дорогой… над ним плыл Гархор и надвигалась его тень, – Бенджамин впервые рассказывал кому-то свои мечты, и это рождало в нем такое волнение, что даже голова стала кружиться.

– 

Вы не переживайте, Гархор – это время, а его тень – это пожиратели настоящего…

Ощущение реальности стало размываться. Бенджамин окинул взглядом палату, пытаясь найти что-то указывающее на нереальность происходящего, но придраться было не к чему.

– 

…Наша память, как коралловый риф, формируется из прожитого времени. И для ее формирования необходим живой, трепещущий день, который заканчивается, и тогда наступает ночь – сон. День умирает, переходя из настоящего в прошлое.

А пожиратели настоящего уничтожают его, потому что время его прошло, – доктор смотрел на Бенджамина.

– 

Я сплю? – наконец спросил Бенджамин.

– 

Нет, – любезно ответил доктор, – уже нет. Вас разбудила медсестра.

– 

Понятно, – сказал Бенджамин и уставился в тарелку.

– 

Просто вы заглянули за завесу, увидели то, что обычно скрыто. Видимо, это произошло из-за разрушенной защиты между Зантом и океаном мысли. Ну да ладно, не буду вас отвлекать. Приятного аппетита, – вставая, отрапортовался доктор.

– 

Кто вы? – спросил Бенджамин.

– 

Это не важно, – улыбнувшись, сказал доктор и исчез за дверью.

"Что это было?" – подумал Бенджамин. "Вроде бы, я не сплю. Откуда тогда этот человек знает о моих мыслях?" Бенджамину стало как-то неуютно. Навязчивая мысль о том, что за ним следят, мешала отвлечься от реальности. Бедный мечтатель так был огорошен этой встречей, что не мог даже прийти в себя до самого вечера. Но вот, наконец, наступила ночь. И как Бенджамин ни сопротивлялся, все-таки заснул.

Оракул резко проснулся и вскочил с лавочки, как ошпаренный. Оглядевшись, он понял, что это был сон, и, вздохнув, медленно сел на лавочку. Вдалеке всходило солнце. Его лучи освещали верхушки домов и деревьев. "Сколько их было, и сколько еще будет? Этих закатов и рассветов. Целая вечность до меня, и целая вечность после. А я – ничтожный миг. Секундная тень, сформировавшаяся из праха и тут же растворившаяся в прах. Пепел, я такой же пепел, как и тот, что остался от моего дома. Все тлен, и все прах." Зант зашел в опустевший и выгоревший дом. Ощущение горя чуть притупилось, но стало нарастать постоянной и мучительной болью. "Вот здесь была кухня, а это спальня, а вот библиотека", – думал он, набирая пепел в ладони и сжимая их в кулаки. "Все пропало: дом, работа, личная жизнь… Зачем жить дальше?!"

– 

Да. Твоя прежняя жизнь кончилась, но началась новая. Ты утратил привычные атрибуты жизни, но не потерял ее саму.

Зант резко оглянулся. На единственном уцелевшем металлическом стуле сидел знакомый старик Аолу.

– 

Как? Как теперь жить? – почти плача, выдавил Зант.

– 

Все это ты уже знаешь, и все это тебе не нужно сейчас. Обрети новое, неизведанное, – продолжал Аолу, показывая на стены.

– 

Что? Что я должен обрести?

– 

Покой, уверенность и счастье, – улыбаясь, сказал Аолу и посмотрел на оракула.

В этих глазах были и сострадание, и забота, и истина. Зант не выдержал и отвернулся. Он знал, что, оглянувшись, он уже не найдет собеседника. Оракул медленно повернулся назад и, подойдя к стулу, на котором сидел Аолу, сел на него. Глаза закрылись в очередном мучительном сожалении.