* * *
В списке моих позоров есть еще кое-что – помимо того, что я ни разу не целовался и не имею «кубиков». У меня вообще нет знакомых девочек. И даже в начальной школе, когда они были, общались мы на разных частотах.
Я был стеснителен, и мама частенько говорила, что нужно «просто вступать в разговор». Но со мной этот номер не проходил. Мне и сейчас стыдно при воспоминании о моих тогдашних косяках. Однажды в пятом классе я сидел рядом с девочкой, которая мне нравилась, и отчаянно хотел сказать хоть что-нибудь, когда она сама вдруг заговорила со мной.
– Это небо мне так нравится, – прошептала она. У нас было задание нарисовать карту национальных парков на Северной территории.
– Мне тоже такое небо нравится, – сказал я, вступая в разговор. – Сразу после грозы, когда солнце за тучками, а цвет из темно-серого делается пурпурным.
– Невил, а не небо. Твой друг.
– Ага. Который?
Но момент для откровений был явно упущен.
– Забудь.
Она повернулась ко мне спиной, выставив колени в проход. Никто из нас представить не мог, что я такой дурак.
С той поры дела стабильно катятся под откос.
* * *
А теперь мой план избежать статуса ботаника и беженца частной школы летит в тартары из-за одного неосторожного замечания учителя.
– У вас была отличная успеваемость в «Грешеме», мистер Сарел. Будем надеяться, что ваше присутствие на сегодняшнем уроке математики придаст вдохновения всем нам.
Возможно, если я буду молчать весь урок, мне удастся остаться в тени. Я мрачнею и пригибаюсь ниже. Кто-то сзади так лупит по моему стулу, что у меня отдается в позвоночнике.
Разница между моей старой школой и новой – чисто внешняя. Старая школа жирела на финансовых поборах, неустанно что-то модернизируя и ремонтируя, так что музыкальные экзерсисы, свистки арбитров и стук теннисных мячей шли под фоновый аккомпанемент завывающих электроинструментов. Обветшалые же корпуса этой школы выглядят и пахнут так, точно здесь плохо убирают. Маленькая пришкольная территория с голым и грязным стадионом обнесена проволочным забором, вдоль которого валяется мусор и буйно растет крапива. До граффити на фасаде никому нет дела. И звонок орет как пожарная сирена, поэтому мне все время кажется, что нас вот-вот возьмут в кольцо и расстреляют.
Я так отключился от математики, что, когда учитель задал мне вопрос, я действительно не знал ответ.
При выходе из класса на обеденную перемену Джейзо делает движение в бок, так что я ударяюсь о край шкафчиков – в моей старой школе качки тоже любили развлекаться подобным образом. Засранец.
Во дворе я сажусь отдельно. Девочка-ботаничка предлагает мне присоединиться к их компании, но я говорю, что все в порядке. Вранье. Все совсем наоборот. Я не в порядке. У меня кусок в горло не лезет.
Когда в старой школе приходил новичок, к нему прикрепляли кураторов: с одним он догонял школьную программу, с другим – осваивал новую, с третьим – делал домашние задания, а четвертый знакомил его со школой, записывал в кружки и секции, насильно интегрировал и следил за его успехами. Здесь я, похоже, предоставлен самому себе. Это означает, что с имиджем будет полный затык, если я не начну общаться. Пока обо мне известно только то, что я высокий, иногда откликаюсь на обращение «утырок», молчу в классе, хмурюсь, сутулюсь, жую с закрытым ртом и что моя фамилия «Сарел», а не «Серил».
Пожалуй, проще всего сделать татуировку на лбу «лузер-одиночка» – и дело с концом.
