К тому же все шестеро были равными. Блондин ничего не мог ей предложить, кроме верности, но от таких, как он, легко ее не добиться. Он привык получать свое, и из его мыслей Париса поняла, что хотя бы к этому он прилагал какие-то усилия. Однако Париса Камали никогда ничьей власти не признавала и признавать не собиралась.
От парнишки-латиноса, видимо, тоже ничего получить не удалось бы. Он явно был богат и явно не урод («Николас», – довольная, подумала Париса, вертя в голове его имя; она словно нашептывала его, уткнувшись мальчику в смуглую шею, на дюйм ниже мочки уха), однако легкие победы ему надоели. Такие не во вкусе Парисы. Девицу, на которой он зациклился – большие наивные глаза, детская челка, – Париса сразу списала со счетов, хотя она и прежде встречалась с девушками и не брезговала ими. Большую часть прошлого месяца она, по сути, провела с богатенькой смертной наследницей, которая и купила ей этот наряд, эти сапожки, эту сумочку. Если заглянуть людям в самое нутро – Париса любила так делать, – то все они одинаковые. Именно этим Париса и занималась: высматривала то, что не предназначено для чужих глаз. Вот только в этом конкретном случае девушка ей попалась совершенно безнадежная. Она встречалась с парнем, который ей, похоже, правда нравился. А еще у нее были добрые намерения, что удручало больше всего. Девушка, Либби, казалась такой правильной, что пользы не сулила никакой. Париса быстро перешла от нее к следующему кандидату.
Рэйна, натуралист с кольцом в носу и короткими, безыскусно, будто по линейке остриженными волосами, похожими на жидкую смолу. Вот ее точно стоило бояться больше остальных. Она излучала исходную силу, а с обладателями таковой, как подсказывал опыт, связаться себе дороже. Париса поместила Рэйну в мысленный ящик с ярлычком «Не беспокоить» и решила пока с ней не пересекаться.
Был еще Тристан, англичанин, понравившийся Парисе с первых же мгновений, как она скрытно проникла в его мысли. Он напоминал человека, у которого выдалось голодное детство – физически и эмоционально. Париса просмотрела детали: ожог на внешней стороне запястья, тонкий шрам на левом виске, неровно сросшийся перелом на пальце, белый рубец на средней костяшке кулака. Кто бы ни задирал Тристана, он всех перерос. В голове у него нарывом зрел гнев, отдающий глухим стуком, как ритм племенного барабана. Тристан явно не понимал, зачем он здесь, но оказавшись тут, намеревался наказать собравшихся и себя с ними. Парисе это нравилось. Она находила это интересным или хотя бы знакомым. Тристан сидел поближе к двери и, совсем как она, подмечал все, что было в комнате не так: иллюзии, при помощи которых остальные скрывали какие-то свои недостатки – от корректора поверх вылезшего на почве стресса прыщика на лбу у Либби до ложных золотистых кончиков Каллумовых волос. Париса мельком подумала, не отмести ли его сразу.
Он был не впечатлен.
Впрочем, при желании Париса заставила бы его изменить свое мнение. Вот только зачем это ей? Какой смысл гоняться за кем-то, на кого невозможно воздействовать? Похоже, выгоднее всего будет закрутить с самим Хранителем, Атласом. Вряд ли ему сильно за сорок, а значит, задача вполне выполнима. Париса уже прикидывала, сколько потребуется времени, чтобы добиться расположения Атласа, когда позади них открылась дверь и все обернулись.
– А, Далтон, – произнес Атлас, и стройный юноша с изящными угловатыми чертами лица кивнул в ответ. Он был на пару лет старше самой Парисы и носил чистенькую, накрахмаленную белую рубашку в тонкую, как пробор в его волосах цвета воронова крыла, полоску.
