Моряк моряком, рукой он держал живот, чтобы серые клубки кишок не выпали у него из брюха. И лицо у него было кишкам тем под стать – пепельно-серое. Мы попытались помочь ему слезть с лошади, но он все кричал зачем-то, чтобы мы от него отошли.
– Успокойся, приятель! – сказал я ему. – Среди нас есть врачи.
– Нет времени, – мотнул всадник головой. – Слушайте!
Пришлось послушать.
Надвигался шторм, поэтому флот остановился в Рикасе. Капитаны отправили людей на берег – морскую соль те глотали уж несколько недель кряду. Сразу после восхода солнца нашего гонца разбудили громкие крики и беготня. Поднявшись с койки, он глянул на гавань – и обомлел. Шел проливной дождь, и небо было алым: его флотилия полыхала. Он понятия не имел, кто тому виной, и у него не было возможности выяснить; кто-то, чьего лица он не разглядел, рубанул его саблей и оставил умирать. Он потерял сознание, а когда пришел в себя, повсюду были мертвые тела. Каким-то образом он нашел в себе силы вскочить на ноги и двинуться вперед, и странная удача вывела его к лошадке, оседланной и взнузданной, щипавшей травку на низком пригорке. От напряжения в процессе посадки на лошадь внутренности полезли наружу, но он решил – хрен с ним, и поскакал прочь так быстро, как только получалось. Он понятия не имел, как долго ехал, а потом наткнулся на нас – и потом он умер.
Храбрый человек. Не скажу, что на его месте предпринял бы и половину того, на что сподобился он. Как можно догадаться, все мы были ошеломлены. Долгое время никто не разговаривал, потом Нико принялся болтать о горящих кораблях. Я велел ему заткнуться и вести себя так, будто ничего не случилось, – мы были на глазах у ребят, а солдат не должен слышать плохих вестей ни от кого, кроме командира.
Мы похоронили моряка под грудой камней, а затем я отправил вперед на лошадях двух своих наиболее смекалистых молодых лейтенантов.
– Выясните все, что сможете, – велел я им, – но что бы ни случилось, нельзя, чтобы вас увидели.
Остальным я приказал организовать привал и проверить боекомплекты – хоть какое-то отвлечение.
Парни вернулись среди ночи. Они выглядели испуганными до смерти. Они проехали по прибрежной дороге до… уж не упомню докуда, но суть в том, что долина им явилась как на ладони и со стороны Рикасы дым валил валом. Они попытались решить, как лучше спуститься туда, когда увидели группу всадников, проскакавших под самым горизонтом – примерно в семидесяти ярдах от них. Наскоро сойдя с дороги, они провели лошадей через заросли утесника и папоротника, прошли по дороге примерно на полмили вниз и как сумасшедшие поскакали назад к колонне. Они сказали, что не очень хорошо разглядели всадников, но сошлись в одном – это были млеколицые и они были в доспехах.
Инженерный корпус – полноправная часть имперской армии, но насчет собственной боеспособности мы не обманываемся. Мы носим оружие, которое в основном используем для того, чтобы вскрывать ящики и пугать гражданских, но в Корпусе все согласны, что, если имперцы хотят, чтоб мы лезли под чьи-то реальные шашки, – пусть платят нам побольше. Мы развернулись так же быстро, как и расквартировались (если не быстрее) и вернулись тем же путем, каким пришли.
У инженеров это называется не бегством, а «упорядоченным отступлением» или просто «передислокацией». Передислоцировавшись, мы двинулись, как выводок зайцев, вниз по длинной прямой и обратно к краю откоса Спендона, и в этот момент мне в голову пришла блестящая идея.
