– Я могу обратиться к тебе? – наконец отваживается она.
– Все, что угодно, Небесница.
– В тебе осталось что-то от Змееглавца?
– Только это тело. И немного воспоминаний.
Здесь я немного кривлю душой. На самом деле многое, очень многое осталось от Змееглавца.
– Кто ты? Демон? Злой дух? Призрак, блуждающий между живыми?
– Ни то, ни другое, ни третье. В вашем языке нет названия для моей сути. Я – первый и, возможно, единственный в своем роду. Никогда ничего не слышал о других таких, как я.
– Но у тебя есть название для своей расы?
– Нет, Небесница. Моя раса – это я сам. Когда мне дают имя, моя раса обретает название. Хм… Раса угольно-черных элмизгирдуанов.
– И все же…
– Скажу одно: я видел демонов. Я видел всех демонов ада. Они приютятся в моей душе, и еще останется место. Я встречал злых духов. Перед моей злобой они были кротки, словно играющие на лужайке дети. Я встречал призраков. Сейчас я думаю: в том, что они блуждают между живыми без успокоения, есть и моя вина. Где-то позади нас тащится, кляня судьбу и собственную глупость, бестелесная тень Агнирсатьюкхерга Змееглавца.
Аталнурмайя в испуге оборачивается.
Я заливаюсь смехом… у Змееглавца был довольно неприятный смех, скорее смахивающий на ослиное взревывание. И я поневоле ловлю себя на том, что по-прежнему гляжу на киску-принцесску его глазами. Его жадными, похотливыми зенками. Проникаю взором под трепещущие покровы, мысленно срываю их и дорисовываю воображением пленительные очертания ее юного тела… нетронутую грудь… неласканный живот… невспаханное лоно…
Змееглавца можно понять. Смел ли он надеяться при жизни, что Аталнурмайя Небесница заговорит с ним, как с равным, да еще проявит к его особе столь жгучий интерес?!
– Значит, ты злой демон?
– Я не демон, Небесница. Но во мне – бездна зла.
– А есть ли в тебе хотя бы крупица добра?
– Во мне скрыты бездны всего, что рождалось во всех мирах. Следовательно, есть место и добру. Но…
– Что же, договаривай!
– Меня редко пробуждают для добрых дел.
– Как мне называть тебя? – снова шепчет принцесса. – Кто ты сейчас – Агнирсатьюкхерг или Элмизгирдуан?
– И снова ни то, ни другое, Небесница. С каждым Воплощением я становлюсь иным. С каждым Измещением я меняюсь. И при этом всегда остаюсь самим собой. Придумай мне имя и называй этим именем. В конце концов, это лишь звуки твоего нежного голоса.
– Скользец, – с улыбкой произносит она.
– Отчего же Скользец?!
– Оттого, что ты скользишь между временами и мирами, от тела к телу. А захочешь тебя поймать – ты проскальзываешь между пальцев…
Скользец… надо же такое придумать! Смешное имя. Пришел Скользец – вам всем конец.
– Эта способность – лишь малая часть меня. Произнесенное Веление сделало ее моим главным оружием в этом мире. Иная формула Веления – иные способности… Никто еще не ухитрился стребовать с меня того, что было бы для меня невозможным.
– Должно быть, эти люди не страдали избытком фантазии.
– Люди? Хм… пожалуй. Не страдали. Все их желания, все Веления были довольно однообразны. К тому же это были не люди. Впрочем, это вопрос терминологии. То, как они себя называли, было вполне сходно по смыслу.
– Значит, мы не первые в этом мире?
– И даже не двадцатые…
– Так ты бессмертен, Скользец?
– О нет, Небесница. Я смертен, и не просто смертен. Я бесконечно смертен!
– Что это значит?
– Исполнив Веление, я должен умереть вместе со своим телом. До следующего Воплощения… Таков древний Уговор. Смерть – всегда смерть. Но когда к ней привыкаешь, она становится разновидностью сна.
