Шизо и Зоо - страница 35

Также он был уверен, что слоны умеют прыгать. Но нет же! Взрослый слон не сможет подпрыгнуть. Скорее всего, он насмотрелся мифов по телевизору, решив меня проверить. Он всегда удивлялся, насколько я проинформирован о них, пытаясь доказать мне, слону, что я не слон, заводя себя же в тупик.

– Фредди, ты всегда меня удивлял своими способностями! Поэтому я верю, что ты станешь отменным специалистом – зоологом. Поможешь человечеству решить множество проблем в области животного мира, которого мы, люди, до конца так и не понимаем. Может быть, даже защитишь на эту тему диссертацию.

– Конечно, отец. Я постараюсь вынести самое полезное из твоего горя и доказать, что не просто родился таковым.

– Молодец, сынок! Я уже горжусь тобой.

С этими словами на взлёте его глаза закатились, унося папу в мир вавилонских грёз. Но через минуту он вновь пробудился и спокойно спросил:

– Мы прилетели?

На что я во весь голос расхохотался. Вот какой шустрый! Не успел глаза закрыть, уже прилетел.

– Ты чего так громко смеёшься? – он посмотрел в иллюминатор – картинка не поменялась, и так же громко рассмеялся. Да, мы оба задремали.

– Фредди, Фредди, проснись, мы прилетели!

И правда, в салоне не осталось никого, кроме стюардессы, которая пялилась на мои штаны-палатку, доходившую до пупка. Я застеснялся, сию же секунду заговорив с отцом:

– Давай мне сумку, я понесу. Ты еле на ногах стоишь.

– Да нет, я вроде бы уже протрезвел.

– Ну, отдай же сумку!

Окинув взглядом красавицу, я понял, что не один смущаюсь. Её щёки горели алым маком.

Внезапно моё сердце забилось с такой силой! Стояк пропал, девушка из памяти тоже. Я увидел контейнеры для погрузки тяжёлых грузов, размещённых на другой полосе прилёта. Перед глазами возникли картины, как нас куда-то перевозили, тащили, били, чтобы мы залезли в ящики, в которых нечем было дышать, да и развернуться не было возможности. Я побледнел, мои ноги не ощущали пола. Тревога и паника наполнили моё тело так, как будто за мной сейчас придут и заберут.

Не знаю, отчего, но мои ноги имели некую специфическую чувствительность. Так же земля или пол подавали мне еле слышные сигналы шагов других людей и животных. Я всегда знал, кто и откуда идёт, ощущая человека на расстоянии, отличая своего от чужака. Всегда в курсе, кто приходил к нам в дом. Например, форсированный шаг почтальона, я слышал ещё задолго до того, как он приставит палец к звонку у двери. Мама изумлялась, когда я говорил: «Через пять минут к нам придёт посыльный!» Когда тот поднимался на крыльцо с грузом в руках, по тяжести шагов, я определял, несёт ли он письма или же идёт с посылкой в руках. Тем самым доводил маму до нервного срыва. Она была уверена, что я где-то на улице припрятал камеру, в которую смотрю украдкой, доводя любимую маму до агонии. Но в этот раз в аэропорту Габороне я еле слышно ощущал топот слонов, земную вибрацию, доводящую в этот раз именно меня до истощения нервной системы.

– Фредди, что с тобой? Ты позеленел.

– Папа, это проклятая земля! Здесь несчастливы животные!

– Откуда ты такое берёшь! Перестань!

– Папа, послушай! Это не то место, где они свободны! Я осязаю, как мы здесь страдали!

– У тебя открылось новое чувство?

– Да!

– Так ты теперь уверен, что ты отсюда родом?

– Да, думаю, я дома. Но мне страшно!

– Отчего, что не так? Скажи?

– Папа, здесь голоса моих предков. Они страдают. Их души повсюду!