Шизо и Зоо - страница 4
– Он доказывает всем, что он слон, и что я вообще не его мать! Его нужно лечить, Пьер-Алан!
– Да что ты такое говоришь! Зачем устраивать цирк на ровном месте?
– Вот именно – цирк! Ты видел, как он переживает за животных в цирке? У него раскалывается голова! Он заорал во всю глотку жонглёру и дрессировщику, которые вышли с медведем на арену, что те – два моральных урода! Знаешь, как мне было стыдно перед людьми? Ты же мой муж! Почему ты меня не слышишь и не защищаешь? Я схожу потихоньку с ума!
– Стыдно за меня? Перед людьми? Это мне стыдно, что ты постоянно пьяная! Водишь меня смотреть на этих уродов! Он вышел с мишкой, которого поставили на раскалённую тумбу! Ему пекло лапки, и он начал танцевать! Они включили музыку и сделали вид, что медвежонок сам танцует! Это ты этих людей называешь нормальными, а меня больным?
– Откуда вот он знает, что они издевались над медведем, спроси у него! Пьер-Алан! Спроси! Сейчас же!
– Сын, скажи, пожалуйста, откуда ты всё это взял?
– У меня есть способности, я могу объяснить доходчиво! Но это будет в последний раз!
– Не нервничай, пожалуйста, говори, мой мальчик, мы слушаем тебя внимательно!
– Я умею читать мысли, многое знаю о цирке и дрессуре животных. В моей памяти всплывают фрагменты воспоминаний о страданиях моих предков. То, что они сами видели своими глазами, успев сфотографировать взглядом, генетически передаётся последующему поколению. В том случае, если тех или иных слонов при жизни обижали или наносили увечья им или их предкам, он это помнит всю жизнь и передаёт по наследству. При этом серый ушастый громила является, несомненно, угрозой для человека. Рано или поздно отомстит, набросившись на обидчика.
– Выходит, твои родственники не были свободными?
– Некоторые были, но это было давно. Я из семьи, которая жила в цирке.
– Ты уверен, что ты это всё не придумываешь?
– Нет, пап, я точно знаю, что я самый настоящий слон! И хватит воспринимать меня как маленького! Это ваш человеческий ребенок до десяти лет – немощный овощ! Слонята в таком возрасте уже многое понимают и могут себя защитить.
– Фредди, послушай меня внимательно, только не обижайся! Мы с мамой должны показать тебя врачу. Ты сможешь это пережить спокойно, без скандалов и истерик?
– Это что, челендж? Конечно, я же уже взрослый, мне восемь лет! Если бы я был в своём теле, ты бы меня вовсе не узнал, какой я огромный и симпатичный! И вообще, я бы уже не поместился на вашей кухне. Пап, ты видел, как выглядит восьмилетний африканский слон?
Я отвлёкся от своего, как мне казалось, интереснейшего рассказа и внезапно увидел на щеке отца покатившуюся слезу.
– Пап?
– Да, сыночек?
– Ты берёшь пример с плаксы мамы?
Та вообще сидела на полу, в полном ступоре. Её ребёнок – слон. Вообще невообразимо.
– Фредди, я уважаю твоё влечение к животным, но пойми, ты – человек! Ты не животное!
– Но я слышу их, они приходят ко мне, мама ласкает меня во сне, машет надо мной ухом, когда мне жарко.
– У тебя одна мама! Это я! Ублюдок ты больной! – закричала Агнешка.
У неё началась истерика.
Мама накинулась на меня с кулаками. Отец удерживал её за тонкие запястья, я видел, как на них вздувались уродливые синие вены.
– Я убью его!
– Не трогай, убери руки! У нас власти отберут ребёнка! Пойдём, поговорим, дорогая! Прошу, пошли в комнату.
Освободившись, мать метнулась к холодильнику, достала оттуда пузырь, налила себе в бокал на длинной ножке белого вина и поплелась за мужем в комнату в конце коридора, шаркая вытертыми до дыр подошвами тапок.