– Извини, я совсем забыла, – снова начала мама.
Дочь слабо махнула рукой.
– Ничего, я должна была предупредить.
– Нет, это ему бы следовало! – горячо возразила женщина, всё ещё переживавшая и потому инстинктивно пытавшаяся оправдаться, нападая на зятя. – Да что с ним такое?!
– Не знаю, – ответила устало Наталья и поднялась из-за стола. – Мам, я тоже пойду.
– Да, конечно-конечно, ложись скорее!
Чмокнув мать в щёку, Наталья погасила свет в коридоре и крадучись зашла в спальню.
– Антоша, ты не спишь?
Антон Николаевич беспокойно вздохнул и повернулся к супруге. Наталья подсела на край кровати и нащупала в полутьме его руку.
– Знаешь, я никогда не спрашивала… – произнесла она.
Антон Николаевич съёжился под одеялом.
– Что с тобой, милый? Это не похоже на аллергию.
Судорожно вздохнув, Антон Николаевич спрятал обе руки под одеяло и минуту молчал, тяжело дыша, будто ему делали ингаляцию. Ему стоило больших усилий заставить голос не дрожать.
– Я был ребёнком, – начал он, – мы жили в деревне и родители держали кур. Каждое утро я ставил на плиту сковородку, бросал кусочек сливочного масла и бежал в курятник. Там я запускал пальцы в ещё тёплое гнездо и доставал яйцо. Мне нравилась яичница, ты знаешь, у домашних яиц желток действительно жёлтый и вкус совсем другой. Я разбивал яйцо о край сковородки и оно выливалось в растаявшее масло, шкворча.
Тут Антон Николаевич остановился, чтобы сглотнуть подступивший к горлу ком.
– Я… в тот день я сделал также, но из скорлупы выпал цыплёнок. Он ещё не успел сформироваться. Попав на раскалённую сковородку, он несколько мгновений дёргался, а затем умер. Я был так испуган… и тот запах! Господи!
Антон Николаевич закрыл лицо руками и повалился на постель. Наталья молча обняла мужа, сочувственно поглаживая его по плечу.
– Всё наладится, – повторяла она, – всё будет хорошо.
Слушая её, Антон Николаевич пытался справиться с отвращением, выворачивавшим его желудок, крутившим кишки, подавить подступающую к горлу тошноту. Ведь живот жены касался его, а он отлично знал, что сидит в нём, что скрючилось там, во влажном, красном, слизистом нутре: маленькое, голое создание с тонкими конечностями и большой головой.
Он не посмел бы рассказать жене, да это было и не к чему, ведь, когда ребёнок родится, всё останется позади. Как только он появится на свет, то станет человеком, пусть маленьким, но человеком, а не той отвратительно тварью, сидящей сейчас внутри Наташи! Все зародыши одинаковы, они похожи как братья-близнецы. Может быть, при определённых условиях из куриного эмбриона может появиться человечек, а из эмбриона человека – вырасти курица?
И ужаснее всего было думать, что сам Антон Николаевич причастен к зарождению этой маленькой жизни, этого комочка слизи, мяса, крови и мягких косточек. В мерзком создании есть его собственные клетки, его частицы. Как он мог быть так неосторожен?!
От подобных мыслей Антону Николаевичу делалось совсем плохо, он бледнел и боролся с подступающей тошнотой. И с каждым днём становился всё мрачнее. Стараясь при жене вести себя непринуждённо, мужчина всё-таки не мог целиком скрыть своё состояние, однако Наталья молчала. Она боялась, что расспросы только усугубят дело, и ждала рождения малыша, чувствуя, что всё разрешится после его появления на свет.
Антон Николаевич тоже ждал. Ночами ему снились кошмары, он просыпался в поту, подле спящей мирным сном жены, и с ужасом глядел на её поднимающийся и опускающийся в такт дыханию живот. Тогда ему хотелось бежать прочь, но он только уходил в кухню и сидел там, в темноте, до самого рассвета.
