– Почему это?
Райен сердито посмотрел на него.
– Потому что твой долг, как и мой, – защищать перо и Школу, а твой дешевый трюк – это не просто вопиющая попытка нарушить работу пера, но еще и умышленное посягательство на благополучие наших учеников. И учитывая, что раньше ты еще ни разу не лез напрямую в дела Школы Добра, я не могу не задуматься, действительно ли ты по-прежнему достаточно рассудителен, чтобы оставаться Директором школы. Неожиданный поворот в истории, которую рассказывают о нас. Может быть, ты как раз и встал на тот путь, который обозначен в сказке, – в точности так, как запланировало перо.
Ухмылка исчезла с лица Рафала. Ему стало так больно, что он даже не мог этого описать. Брат еще никогда раньше не ставил под сомнение его честность и преданность школе. То, что началось как шутка, как безобидный спор по поводу того, в какую сторону склонится душа мальчишки, превратилось в нечто куда более пугающее – и важное. Словно глубокая невидимая гниль наконец проявила себя.
Он отвел глаза к окну.
– Сейчас уже слишком поздно. Я ничего не могу исправить. От плохой магии есть только одно противоядие – сделать ее хорошей. Это значит, что мальчишка должен исполнить свое исходное желание самостоятельно.
Райен вспыхнул.
– Так, давай-ка разберемся. Чтобы Гефест перестал пускать слюни по фальшивке, Аладдин должен завоевать любовь Кимы, причем сделать это честно?
– Не просто любовь, а поцелуй настоящей любви.
– Поцелуй. От девочки, которая им не интересуется, которая подозревает, что он попытался наложить на нее любовные чары, и которая очень хочет, чтобы его за это наказали?
Рафал снова ухмыльнулся.
– Именно. Ты утверждал, что можешь сделать душу доброй. Вот, теперь твоя очередь доказывать, что ты достаточно рассудителен, чтобы оставаться Директором школы.
Райена передернуло. Он взглянул брату в глаза.
Сториан позади них записал слова Рафала под изображением двух близнецов, стоящих лицом к лицу.
Но он не записал мысль, которая крутилась в голове у доброго Директора.
Какая же заваруха началась – и все из-за глупого спора.
Нельзя заставлять учеников разгребать все самим.
Если уж его брат полез в эту сказку на стороне Зла, значит, он вмешается на стороне Добра.
Это ведь всегда было лучшим способом разрешения проблем, правильно?
Равновесие.
После первой учебной недели Аладдину очень хотелось попросить какого-нибудь стимфа его сожрать.
Он надеялся, что, приняв приглашение Гефеста на бал, сможет выиграть время, чтобы как-то снять проклятие джинна, но его планы снова были порушены. Во-первых, он так и не смог больше заставить джинна появиться из лампы, как бы сильно ее ни тер. Медный сосуд, избавившись от порчи, которую на него наложили, оставался холодным и темным. Во-вторых, Гефест повсюду за ним таскался, словно восторженный щеночек, заваливая его самодельными подарками и стихами – настолько ужасными, что Аладдин даже не мог предположить, действует ли это проклятие джинна, или Гефест просто сам по себе настолько слабоумен.
– А мне кажется, они милые, – возразил его сосед по комнате, бледный, изящный мальчик по имени Руфиус, который буквально каждую свободную минутку выпекал оладушки и козинаки пастельных цветов.
Аладдина чуть удар не хватил.
– Волшебные часы, которые каждые пятнадцать минут повторяют «Гефест думает о тебе!»? Бесформенная глиняная чашка, на которой вырезаны наши инициалы? Коробка шоколадок, на которых намалеваны наши лица?
