Школа фокусников - страница 20

–Я давно знал, что вы ходите на занятия в Школу фокусников! Мне сразу доложили… Вас не раз видели в клубе…

Рубленые фразы Матвея Петровича орудийными залпами били по нашим барабанным перепонкам. Сила голоса Сердюка нарастала с каждым его словом, медленно, но неумолимо готовя нас к оглушительному разносу. Вот директор нашарил рукой стоявшую подле него массивную трость, оперся на нее и встал из-за стола.

Словно фаланга римских легионеров мы сомкнули свои ряды, готовые с достоинством встретить директорский натиск.

Припадая на правую ногу, Матвей Петрович подошел к нашей ощетинившейся шеренге. Краем глаза я заметил, как его побелевшая ладонь левой руки железной хваткой сжала массивный металлический набалдашник трости.

«Или врежет, или прогонит!», – мелькнула в моей голове шальная мысль, как вдруг Матвей Петрович протянул мне руку.

–Я рад за вас, ребята! – неожиданно мягким, отеческим голосом сказал директор. – Может и вправду из вас получатся настоящие артисты. А мы на старости лет будем гордиться тем, что в нашем приюте воспитывались такие известные люди…

Матвей Петрович по очереди крепко пожал каждому руку и, исподлобья глядя на нас, спросил:

–А мне-то можно прийти на ваше сегодняшнее представление?

–Конечно, Матвей Петрович! – дружно выкрикнули мы.

Сердюк с улыбкой кивнул нам, молча развернулся и, сгорбившись и прихрамывая, направился к своему столу, заваленному бумагами…

Парадный подъезд городского клуба сиял от иллюминации, словно новогодняя елка. Неоновые лампы – это, как нам тогда казалось, чудо двадцатого века – высвечивали над козырьком крыльца броскую надпись: «Аттракцион иллюзий». По периметру надписи в воздух взлетали искрящиеся разноцветные звезды и переливающиеся шары. Колонны, опоясывавшие вход, были увиты мигающими лампочками самых невообразимых цветов и оттенков, а у ступеней крыльца над деревянной тумбой вращался большой перламутровый шар, зазывавший на представление мигающими лозунгами: «Впервые в городе!», «Только один день и только для вас!», «Чудо двадцатого века!», «Вход свободный!».

Тем временем жаждущие попасть на представление зрители начали собираться возле клуба еще за полтора часа до начала представления. Лавочники и извозчики, служащие почты и банка, врачи и пожарные, пожилые и молодые обитатели нашего провинциального городка, разодетые по такому случаю в парадные платья и костюмы, в начищенных до блеска сапогах и штиблетах, туфлях и новеньких лаптях, с важным видом толпились у крыльца. Большую часть собравшихся зрителей составляли, конечно же, дети, чьи нетерпеливые серебристые голоса разлетались далеко по округе.

По случаю большого скопления народа у здания клуба даже был выставлен наряд конной милиции, который строго следил за порядком, а также за тем, чтобы не произошло в толпе давки.

В пять часов вечера мы, не без усилий пробравшись через плотную толпу, проникли в здание клуба. Нас встретил сам Маэстро. По легкой бледности на его лице, а также по тому, как дрожали его руки, мы поняли, что Брокколи волнуется не меньше нашего.

И все же Маэстро выглядел безупречно. На нем был новенький, сшитый по последнему слову моды немецкими мастерами черный фрак, высоченный, изготовленный в Италии цилиндр и лакированные концертные ботинки, в которых мы без труда могли увидеть свое отражение. О ворот накрахмаленной рубашки и брючные стрелки можно было порезаться – настолько они были остры и тверды. Ярким пятном на шее Брокколи выделялась малиновая «бабочка» – галстук, такой формы и размера, каких мы никогда не видели.