– Нам нужно шесть пар из параллели, которые будут открывать бал вальсом. Есть ли желающие?
В воздух выстрелили руки, среди них – Светина.
Вдруг распахнулась дверь, и на пороге появился Черепанов. Марк пришел к нам в восьмом классе и с первых дней получил статус школьного хулигана. Он часто доводил учителей своими шуточками и выкрутасами.
– Алкаши – лошары! – закричал он. – Вы бы видели нашу новую классуху – пэрсик! – Марк поднес руку ко рту и поцеловал пальцы, будто торговец в овощной лавке, расхваливающий свой товар.
– Вали, бомжара! – Все засмеялись, кто-то кинул в Марка стеркой.
– Черепанов! Закрой дверь с той стороны! – У Инны Григорьевны покраснели щеки.
Но Марк не уходил. Он пристроился сзади к стоящему у двери скелету и стал двигать тазом вперед-назад. У Инны Григорьевны выступили на шее красные пятна.
Класс ревел и гудел. Учительнице еле удалось выгнать Черепанова. Когда все в конце концов угомонились, у Инны Григорьевны вспотел лоб и дрожал кончик носа. Это третья стадия ее гнева. Страшнее только бордовые уши. И вот когда дело доходит до ушей, жди беды: обычно посылают за директором.
На перемене по дороге от туалета до кабинета мы со Светой и сами увидели новую классуху бэшек, Валерию Антоновну – привлекательную шатенку с тонкими чертами лица. На ней была узкая юбка-карандаш, губы накрашены винной помадой. Очень элегантная особа, не поспоришь. Валерия Антоновна несла в руках ноутбук, поверх которого возвышалась башня из папок и бумаг, и тщетно пыталась открыть дверь кабинета. Проходящий мимо ученик помог ей.
– И вовсе она не «персик». Обычная, – хмыкнула Света.
– Да ладно! Нос какой, и глаза, и губы…
– Нос такой любой сможет сделать, только бабосики плати. Кстати, видела новенькую из 11 «б»? Динку Харитонову.
– Это такая светленькая, на карпа смахивает?
– Ага. Это дочка Валерии.
– Да ладно! – поразилась я. – Они вообще не похожи. У Динки нос с лимон.
– Вот я и говорю, бабосики заплати, и вместо лимона – аккуратная долька.
После второго урока мы пошли завтракать. Из-за пандемии на походы в столовую и находящийся там же кафетерий наложили ограничения. Младшеклассники ели прямо за партами, пятые и шестые классы могли ходить в столовую после первого и четвертого урока, седьмые, восьмые и девятые – после третьего и шестого, десятые и одиннадцатые – после второго и пятого.
– Есть ли какие-то местные правила? Ну, скажем, не брать булочки с корицей, потому что у поварихи аллергия на корицу и она обчихивает выпечку? – двигая поднос по ленте, весело спросила та самая новенькая Дина, стоящая передо мной в очереди в кассу.
Я засмеялась.
– Нет, нет. С булочками все в порядке, можешь брать.
Дина выдохнула и затараторила:
– Ну, хорошо. А то в моей старой школе ходил слух, что повариха лечит подагру компрессами из сырой картошки.
– Что?! Ф-у-у! – поморщилась я. – А вообще, у нас тут тоже был случай. Два года назад вскрылось, что столовка поставляет просрочку. Даже полиция приезжала.
Дина с комичным ужасом посмотрела на содержимое подноса.
– Нет, нет, сейчас уже все в порядке, школа поменяла столовскую компанию.
– Ну, слава богу. А то я уж стала думать, что хуже – есть картошку, которой лечат подагру, или картошку «дорблю»…
Мы опять засмеялись. Дина мне понравилась – забавная и общительная. Даже жалко, что она учится не с нами.
Два наших класса сдвинули несколько столов, будто намечался грандиозный юбилей, и сели вместе. Мы были самой многочисленной группой. Я поискала глазами Женю и, не обнаружив его, немного расслабилась.
