Так мы дошли до лаборантской: я шла медленно, но обычно, повернувшись к классу задом, а вот Галина Дмитриевна шла в лаборантскую на ощупь, ориентируясь на меня, потому что шла она лицом к классу, и только зайдя в лаборантскую и закрыв дверь на шпингалет, она наконец повернулась ко мне задом.
И тут я увидела! Из её зада, обтянутого серой тонкой юбкой, торчали иглы – настоящие швейные иглы- в количестве пяти штук.
– Какой ужас, Галина Дмитриевна! Кто это так?
– Любовь Григорьевна, доставайте иглы. Вот вата, вот спирт. Надо будет обработать.
Я с трудом достала первую иглу. Руки у меня дрожали, я чуть не заплакала, представляя, какую боль эти иглы принесли Галине Дмитриевне. На юбке выступила кровь. Вторая игла сломалась, она была очень тонкой, и я с трудом вытянула кончик обломившейся иглы. Ещё три иглы, наловчившись, я вытащила уже быстрее.
Потом приподняла юбку, приспустила колготки с трусишками, и моему взору предстал узкий, мускулистый зад Галины Дмитриевны. Не случайно у неё была кличка Сухая. Она действительно всегда была очень стройной, прямой, подтянутой.
Раны кровоточили, казалось, дикие звери искромсали нежное тело. Кровь долго не останавливалась. Кое-как обработав ранки и вернув одежду на прежнее место, я снова спросила пострадавшую:
– Кто это сделал, Галина Дмитриевна?
– Не знаю. Сейчас будем выяснять. Мы их не выпустим, пока не признаются.
– Может, инспектора по делам несовершеннолетних вызовем?
– Сами разберёмся. Их надо жать, на место ставить. Иначе они нас на лопатки положат.
Мы вышли в кабинет. Я суровым взглядом обвела зверят.
– Кто подложил иголки на стул Галине Дмитриевне?
Партизаны молчали.
– Я ещё раз спрашиваю: кто подложил иголки на стул Галине Дмитриевне? Кто это сделал – признавайтесь! Пока мы не узнаем, кто это сделал, из класса никто не выйдет.
Они и не думали признаваться. Они сидели в закрытых позах стойких воинов – борцов за справедливость.
Конечно, они наверняка понимали, что переборщили. Что иголки – это уж слишком. Но отступать не собирались, как народовольцы, планирующие покушение на Александра II
Так мы молчали полчаса. Так мы молчали час. Так мы молчали два часа.
Я не знаю, о чём думала Галина Дмитриевна.
Я думала о ней. Я, конечно же, понимала, почему ребята не хотели, чтобы классным руководителем у них была учитель биологии, социальный педагог Осокина Галина Дмитриевна по кличке Сухая.
Галина Дмитриевна была человек-кремень. Ничего не могло заставить её свернуть, если она решила идти этим путём. Галина Дмитриевна никогда не была замужем и детей у неё не было. Всю себя, всё своё свободное время она отдавала школе, летом – саду.
Она знала, как правильно жить, как нужно воспитывать детей, знала имена всех учеников, их родителей, имена братьев, сестёр, а также ближайших родственников.
Если что-то в воспитании шло не так, Галина Дмитриевна тут же говорила про гены, от которых не уйти.
– Эх, девчонки! Надо было думать, под кого ложиться. От осинки не родятся апельсинки. Вот я так и не нашла, от кого можно нормального ребёнка родить – и не жалею. А то маялась бы сейчас, вот как вы маетесь, дуры.
На второе место при разговорах о воспитании детей Галина Дмитриевна ставила собственно само воспитание.
– Молодые-то сейчас, конечно, потакают детям во всём, белоручками растят. Сами виноваты, что дети им на шею садятся. Воспитывать не умеют – детей рожают. Ещё и обеспечить нормально не могут.
