Сходил на рябчиков в дальневосточную тайгу - страница 3

Семен периодически заезжал к Николаю пообщаться. А когда гостил я, с моей ставшей известной в тайге фляжкой – сам бог велел наведаться на «рюмку чая» почаще. Я обожал эти вечерние посиделки с разговорами и рассказами, щедро сдобренные всевозможными охотничьими байками. Это придавало особый притягательный колорит моим таежным заездам. В этот раз Семен торопился и пропустив с нами полкружечки разбавленного ледяной водой спирта и немного поболтав, уехал к себе на участок.

Потянулись, долгожданные для меня, дни таежных блужданий. Подъем с рассветом. Растапливалась печь, для обогрева, выстывшего за ночь зимовья и разогрева легкого завтрака, завершаемого крепким чаем. Николай прогревал «Буран» и отправлялся на нем по путику проверять капканы и ловушки. А я еще раз сверял по карте ориентиры намеченного на день маршрута, укладывал в рюкзачок маленький котелок, топорик, что-нибудь перекусить и выдвигался в путь. Обычно я добывал по два-три рябчика в день для нашего вечернего ужина. Побродив, я старался вернуться в зимовье к вечеру чуть пораньше Николая, чтоб успеть освежевать рябчиков и приготовить из них жаркое с картошкой или «шурпу» с крупой. Вечером, после ужина, за чаем я сообщал «разведданные» полученные в ходе очередной вылазки.

Настал, кажется, пятый день моих таежных блужданий. С утра я как обычно вышел на «прогулку». На этот раз я вознамерился уйти по новому направлению километров на десять, чтобы посетить отдаленный, ранее не обследованный мной район участка. План маршрута прикинул по карте.

Снегопада не было давно. Снежный покров был богато исписан следами таежных обитателей: зайцев, кабарги, белок, всевозможных птиц. Реже встречались следы: лисиц, куниц, соболей, колонков, норок и изюбрей. Еще реже: сохатого и отдельных кабанов. Волчьих следов не было. Со слов Николая я знал, что волки на участке появлялись редко – проходные. Попадались также и старые тигриные следы. Любимая добыча тигров – кабаны, мигрирующие по тайге в поисках мест, где уродился желудь и кедровый орех. Летом прошлого года на участке разродился кедрач, но почему-то серьезного захода кабанов, а за ними и тигров, пока не наблюдалось.

Как обычно, читая «лесную газету», я двигался по намеченному маршруту, прислушиваясь к редким голосам рябчиков, перекликающимся где-то вдалеке. Манком их подманить не удавалось, а когда я пытался выйти на их голоса – смолкали.

Обычно их было в изобилии и мне даже не приходилось пользоваться манком. Я просто скрадывал наиболее голосистых не пугливых петушков.

Денек выдался серенький, тихий. Изредка ветерок шумел в вершинах деревьев, да раздавалась сварливая «трескотня» вспугнутой мной сороки. Солнце лишь изредка появлялось на небе белым пятном, слабо пробиваясь сквозь облачную муть. Возможно, погода и стала причиной неактивного поведения рябчиков. Я старался двигаться тихо, внимательно посматривая по сторонам. Но все же «подшумел» и лишь мельком увидел сорвавшуюся с лежки метрах в двадцати красавицу кабаргу, грациозно скрывшуюся в чаще кедрового стланика.

День стал клониться к вечеру, а в моем рюкзаке не было ни одной тушки рябчика. В ходе движения я постоянно мысленно в голове сверялся с картой и старался контролировать свое местоположение по рельефу: перевалам сопок и распадкам речек и ручьев.

Пора было возвращаться. Я перевалил очередную небольшую сопку. Как и ожидал, мысленно сверившись с картой, перед собой увидел распадок, образуемый маленькой речушкой, которая должна впадать в реку Болэ ниже по течению от нашего зимовья километров за семь. Пора было попить чаю и слегка перекусить. По моим расчетам мне вполне хватало времени на неспешный возврат «домой».