– А чего же нам делать-то? – спросил Серый.
– Мы с супругой уже подчищаем кое-какую интересную колхозную документацию, – сказал Щеглов, – но этого может быть недостаточно.
– Остается еще у них возможный свидетель, – Сказал Петренко. Это сам Землицын. И мы не знаем, донес ли он уже, или еще нет. Всякое может быть.
– Если б донес, – сказал убежденно Серый, – уже бы пошли проверки. С армавирским сельпо они лихо.
– А может, и не пошли, – отрицательно покачал головой зампред, – может, они целятся. Только присматриваются, как бы лучше наш клубок размотать.
– И что же делать? – Серый растерянно водил взглядом от Петренко к Щеглову.
– Ну, перво-наперво, – сказал зампред, – клубника наша отменяется. От греха подальше. А второе… Второе, покумекали мы тут с Петренко. У тебя же против Зимлицына в среду товарищеский суд?
– Да, так и есть, – кивнул Серый.
– А на товарищеском суду, – продолжил за Щегловым директор сельпо, – если уж выясняется причастность сторон к уголовным делам, суд должен об этом немедленно сообщить в органы.
– А я, – сказал Петренко, – как один из судей буду настаивать на увольнении Землицына с гаража.
– Отстранить мы как можно быстрее его должны от нас. Любыми средствами, – сказал Зампред, – любыми! И есть у нас мысль, дать на него показания в том, что он якобы к армавирскому делу причастный.
– Это как же? – Не понял Землицын.
– Разговаривал я с Ленкой Лыковым, – начал директор Сельпо, – когда прятался он у меня сутки другие. Рассказал он, что видела их всех вчетвером одна пожилая женина. Ну, когда егошний пирожок стал, а Землицын мимо на газоне ехал.
– И что?
– Подготовим мы ее. Скажет на суде все что надо. Проявится тут связь между Землицыным и остальными участниками дела, и будут эту связь проверять. Намурыжат его как надо. Ни до нас ему будет.
Серый почувствовал, что ему жарко. Разволновался.
– А как жиж я все это проделаю-то? – Сказал он, – я ж в таких делах не грамотный!
– Поможем. Натаскаем. – Заявил зампред, – надобно нам Землицыну такую жизнь устроить, чтобы ему вообще не до чего было, кроме собственной драной шкуры.
– Слишком уж близко к ядру нашей… организации, – подобрал слово Петренко, – мы его подпустили. Нужно обезопаситься.
– А ежели он попадет на следствие да расскажет? Или уже рассказал? – Сказал Серый.
– И так и сяк слова его будут проверяться, – сказал Щеглов, – мурыжить будут его, может быть даже как подозреваемого. С нас тогда взгляд отведут.
– Документы мы почистим, – сказал Щеглов, – а ранние его показания уголовный суд, после причастности к армавирскому делу, будет теперь воспринимать с подозрением. Это я тебе, как бывший юрист говорю.
– Понял, – кивнул Серый, – значить… надобно ему такую жизть устроить, чтобы за собственной шкурой он только смотрел. Такое я могу.
***
– Ривизия? – Удивилась Света Землицына, стоя перед дверями сельповского магазинчика.
Сегодня утром она проспала и забыла за хлебом. В ларьке, что был близко к дому все разобрали, и Светка проверяла на хлеб уже четвертый магазин. Далеко, почти к самому краю станицы она забралась. И тут тоже магазин, как назло не работал.
Света сунула личико в стеклянное окошечко двери, прислонила руками от солнца. Через грязноватое, засиженное мухами стекло было видно, что внутри кто-то был.
Она видела продавщицу. Видела трех мужчин: двоих зрелых, одетых по чиновничьи, а третьего… Третьим был Пашка Серый. У нее аж поджилки затряслись, когда она его увидела.
