Но мне он нравится. Если не сказать сильнее.
Однако за все годы нашего знакомства я убедилась в том, что самое лучшее, что я могу сделать с бабочками в своем животе – это приколоть их булавками на стену очень плохих идей.
Говорят, Мокки просто не способен любить. Никого. Максимум доступной ему душевности – завести рыбок и угрожать немедленной расправой всем, кто посмотрит на аквариум неровным взглядом. И то не ради рыбок, возможно. А потому что Мокки – абсолютно поехавший тип.
Я не полностью согласна с этим утверждением, но… Однажды я поцеловала Бакоа. Он не ответил, а потом разбил зеркало, возле которого мы сидели, и ушел. Вот и все, miserabile dictu[3].
Когда я вошла в кабинет, архимастер воровской гильдии скользнул по мне цепким взглядом и вновь вернулся к лапше.
– Привет, Мокки.
– Угум. Ты чего так рано явилась?
– Проблемы. Заказчик, которого ты послал ко мне вчера, оказался с душком и открыл на меня охоту.
Мокки не спеша отхлебнул чай из маленькой глиняной чашечки. Изящные пальцы знаменитого взломщика сжимали ее лениво-расслабленно.
– Печально, – сказал Бакоа чуть погодя. – А за что он на тебя охотится? Ты не выполнила заказ?
– Можно сказать и так.
Я рассказала ему о случившемся во всех деталях.
Мы с Мокки вместе пережили нечто очень неприятное. Такое, о чем не принято вспоминать, что заставляет меня цепенеть при звуках грозы и потом, при встрече с Бакоа, отводить глаза. Хотя он все равно всегда замечает это и молча протягивает мне фляжку с крепким пойлом:
– Проветри мозги, Джеремия.
Если я кому-то и доверяю в Пике Грёз, то этому парню, выползшему с самого дна – во всех смыслах этого слова.
Мокки слушал меня внимательно. Он отложил лапшу и, не расплетая ноги, подпер щеку кулаком.
– В общем, мне нужно узнать, кто сидит по ту сторону игральной доски, – подытожила я.
– Понимаю твое желание. Но есть проблемка.
Бакоа пожевал губами и хрустнул пальцами, прежде чем сказать:
– Я вчера не посылал к тебе никаких заказчиков, Джерри.
Кровь отхлынула у меня от лица.
– Невозможно, – я стиснула кулаки. – Он сказал гильдийский пароль, знал мой адрес и правильный стук в дверь. Он дал мне письмо, запечатанное твоей личной эмблемой, в конце концов.
– Так-так. Письмо у тебя?
– Нет. Оставила в кабинете.
– Вот крыса, – широко улыбнулся Мокки. – Да нет, не ты, Джерри. А тот из наших, кто всё это подделал и сдал.
Он с кошачьей грацией спрыгнул со стола, отбросил газету и снял со стены кабинета длинный боевой посох в стиле южных пустынь. После этого с ноги распахнул дверь в основное помещение гильдии, которое уже полнилось гомоном братьев и сестер Полуночи, шумно завтракавших за общим столом.
– СУКИ! – гаркнул Мокки, крутанув посох в руках и после долбанув им о каменный пол гильдии.
Разговоры тотчас оборвались. Я, стоявшая в дверях, оперлась плечом о косяк.
* * *
– Кто. Сдал. Наши. Явки? – прошипел Мокки Бакоа, как форменная гадюка, и, недобро волоча за собой посох – тот неприятно скрипел по камню, – медленно пошел к столу.
Очень медленно. Угрожающе.
Лица воров вытянулись и побледнели. Лапочка Джайя подавилась булочкой и теперь выбирала, что лучше – сдохнуть от удушья или от того, что она перебьет Мокки своим кашлем.
– В нашем братстве не так много правил, милые… – угрожающе рокотал Мокки, обходя стол и эдак по-отечески поглаживая по щеке каждого из подчиненных. Посох во второй его руке искрил и горел фиолетовым, набалдашник в виде черепа ожил и теперь скалился. – Важнейшее из них – быть верным…
