– Как раз напротив!
И, откинувшись на подушку, не замедлил скончаться.
…Бернард Шоу разыграл похожий сюжет, умирая в собственном доме от почечной недостаточности. Сиделка пыталась поднять настроение девяносточетырёхлетнего лауреата Нобелевской премии набором простодушных славословий, завершив их фразой:
– …Вы – наша национальная реликвия.
– Что проку реставрировать этот древний памятник, – возразил Шоу саркастически.
Это были его последние слова.
…Дени Дидро пообедал супом и варёной бараниной, затем, выпив настой из цикория, потянулся за абрикосом. Жена запротестовала, но Дидро выразил твёрдость в своём намерении, воскликнув:
– Чёрт подери, каким образом, по-твоему, он может мне повредить?!
После этого съел-таки абрикос. Спустя минуту жена обратилась к писателю с какой-то репликой, но тот не отреагировал. Она пригляделась повнимательнее и поняла, что Дидро испустил дух.
…Александр Блок, изголодавшийся, нервно истощённый и пребывавший в депрессии из-за того, что ни народные массы, ни большевистские власти не поняли должным образом его поэму «Двенадцать», вознамерился уехать за границу. За него хлопотали Горький и Луначарский, но дело буксовало. По злой иронии, Блок скончался в тот день, когда ему выписали разрешение на выезд. Он уходил тяжело, кричал жене в бреду: «Люба, все ли экземпляры «Двенадцати» уничтожены? Хорошенько поищи и сожги, всё сожги!» А последними словами поэта были:
– Россия съела меня, как глупая чушка своего поросёнка.
…Марк Твен за год до своей смерти заявил: «Я пришёл в 1835 году с кометой Галлея, через год она снова прилетает, и я рассчитываю уйти вместе с ней». Так оно и вышло. Подкошенный стенокардией, писатель успел сказать дочери Кларе:
– До свидания, родная. Если мы ещё увидимся.
Позже Клара вспоминала:
– Не знаю, возможно мне показалось… Но отец на прощание подмигнул мне.
…Франц Кафка, пожираемый туберкулёзом гортани, умолял врача вколоть ему смертельную дозу морфина, чтобы избавиться от страданий. Его терзали приступы удушья и невыносимый кашель, он не мог принимать пищу, и каждое движение причиняло писателю боль.
– Доктор, дайте мне умереть, иначе вы – убийца! – хрипел он.
Когда доктор Клопшток отошёл от кровати, чтобы взять шприц, писатель попросил:
– Не уходите.
– Я и не ухожу, – отозвался медик.
– Но ухожу я… – сказал Кафка.
…Фёдор Достоевский перед смертью сжал руку жены и сбивчиво произнёс:
– Бедная… дорогая, с чем я тебя оставляю… бедная, как тяжело тебе будет жить!
…Алексис-Феликс Арвер, французский поэт, своей смертью породил анекдот, который затем Райнер Мария Рильке перефразировал в своём романе «Записки Мальте Лауридса Бригге». Находясь на больничной койке, Арвер услышал, как монахиня-санитарка говорит кому-то: «Это в конце колидора» – и, не стерпев, простонал из последних сил: «Не колидора, а коридора!». После чего не замедлил испустить дух.
…Александр Пушкин за несколько минут до кончины попросил повернуть его на правый бок. Владимир Даль, Константин Данзас и домашний доктор семьи Пушкиных Иван Спасский поторопились исполнить желание поэта и подложили ему под спину подушку.
– Хорошо, – сказал Александр Сергеевич. И немного спустя добавил:
– Жизнь кончена.
– Да, конечно, – отозвался Даль, не расслышав как следует Пушкина. – Мы тебя поворотили.
– Кончена жизнь, – тихо поправил его поэт. А ещё через несколько мгновений произнёс из последних сил:
