4. Разбитое сердце матери.
День близился к концу. Роун проходил быстрым шагом по ответвлению одной из торговых улиц. Если главная улица всё ещё бурлила активной торговлей, то здесь лавочки уже начали готовиться к закрытию. Разнощиков свечей и уличной еды не было видно, зазывалы разбрелись кто куда, торговцы заносили свои лотки внутрь лавок, кое где уже даже двери были наглухо закрыты. Он обходил и перешагивал уличный мусор, скопившийся за день. Это была знакомая до мелочей дорога, усталые ноги шагали сами по себе. Он должен принести успокоительную мысль, пока ещё не слишком поздно, это меньшее, что он может сделать.
Роун втиснулся в закуток, здесь в узком и душном пространстве, между двумя домами, почти примыкающими друг к другу, с правой стороны, притаилась щербатая дверь. Он тихо постучал. Прошло не меньше минуты, прежде чем дверь приоткрылась, из щели на него вытаращилась рябая физиономия.
– Да хранят тебя боги Василь, как сегодня дела у госпожи Трулли?
– Всё по прежнему, входи, она спрашивала о тебе.
Роун вошёл, рыжая девочка захлопнула дверь и задвинула хлипкий засов.
– Как твоя матушка? У вас всё в порядке? – участливо поинтересовался он.
Девчушка равнодушно кивнула головой. Роун прошёл по маленькой захламлённой кухне, Василь явно не была обучена уборке и не имела желания блюсти чистоту в чужом доме. Вот погоди, увидит это твоя мать, всыпет тебе по первое число, подумал Роун. Он приостановился в тёмном коридоре перед дверью, тяжело вздохнул, выпрямился, постучал и бодро вошёл.
– Добрый вечер госпожа Трулли, как вы сегодня себя чувствуете?
На круглом столе у мутного грязного окна горела лампа, она нещадно чадила дешёвым маслом, поэтому окно было приоткрыто, впуская внутрь приглушённые звуки улицы. Спальня госпожи Трулли была раньше небольшой кладовкой при лавке, а жилые помещения располагались наверху, но с тех пор как она потеряла мужа, а вскоре после этого заболела, она сдала лавку и верхний этаж предприимчивым соседям. Они сделали вход на второй этаж из своих комнат наверху, таким образом значительно расширив жилое пространство для своей большой семьи. Василь была одним из детей соседей арендаторов, мать пристроила её к делу, чтобы та не мешалась под ногами. Кроме стола, в комнатке ещё поместились пара стульев, шкаф у стены и умывальник в углу. В центре небогатой обстановки располагалась небольшая кровать с балдахином, последний признак утраченного благоденствия. В кровати, откинувшись на подушки, лежала женщина средних лет. Она плохо выглядела, болезнь уже довольно давно подтачивала её силы. Лицо землистого цвета с запавшими глазами, обрамляли жидкие седые пряди, разметавшиеся по подушке, шумное натужное дыхание перемежалось свистом и хрипами. Роун знал, что ей всего сорок лет, но выглядела она в данный момент на все шестьдесят. Он устало плюхнулся на стул рядом с кроватью, протянул руку, приоткрыл окно пошире, чтоб впустить больше свежего воздуха. Девочка молча мялась в дверях. Он достал мелкую монетку и поманил её, она радостно заулыбавшись, подбежала, схватила монетку и стрелой вылетела из комнаты, не поблагодарив. Где-то в отдалении хлопнула входная дверь, Василь умчалась тратить свалившееся на неё состояние.
Роун повернулся к кровати и наклонился к распростёртой женщине.
– Как Вы сегодня? Выглядите вроде-бы получше. Хотите воды?
Женщина слабо улыбнулась, прикрыв глаза.
