Шорох песка. 1.Цель и средства - страница 2

Её там не было, впрочем как и кружки с чаем, и блюда с блинчиками. Поварих и служанок стало в разы больше, они порхали по кухне, занимаясь своими делами и переругиваясь. Лили повернулась от дымящейся плиты и заметила его.

– Доброе утро красавчик! Что-то припозднился сегодня. Хорошо, что у меня был запас молока, а то и не знаю, что делала бы.– Она весело хихикнула и подмигнула.– Что смурной такой? Наткнулся на тэт Таэш? – Она расхохоталась.– Не дрейвь! Она не кусается! Вот держи! – Она бросила ему свёрток вощённой бумаги. – Подкрепишься по дороге. Беги скорее, надо забрать на пристани розовую рыбу, корабли давно уже пришли с ночной ловли.

Роун зарделся как мальчик, сжал в руке тёплый свёрток, от которого восхитительно пахло и выскочил из кухни. Лили хоть и была на добрых десять лет старше, но сильно нравилась ему. Её пышные формы и задорная улыбка, не раз нарушали его сон.

История Портуса была древней, очень древней, настолько, что считанное количество современников могло бы более или менее связно поведать отдельные куски сего «трактата». Как это водится, многие страницы истории были начисто затёрты, какие то извращены, вывернуты наизнанку и поданы под таким соусом, что смысл первоначального события менял своё значение на противоположное. На протяжении веков, а может и тысячелетий, тут у историков и философов существенные разногласия, хитросплетения взаимоотношений правящих домов – падение одних и возвышение других, захваты собственности, перевороты, восстания, казни на площадях и убийства в тёмных переулках, клятвы в верности и предательства… запутались в такой клубок, распутать который было не под силу уже никому. По большей части, население земель Портуса было безграмотным, а потому существовала альтернативная линия толкования истории, сложенная из легенд и преданий. Эта линия существенно видоизменялась от поколения к поколению, так как современность неизбежно прикладывает свой творческий талант к трактованию событий давно минувших, а иногда и описывает события, вовсе никогда не происходившие.

Про шаяд, в разное время, говорили многое. Их значение в жизни портусианцев, то превозносилось до небес, то низвергалось до незначительного. Неизменным оставалось одно, это были женщины-загадки, женщины порождённые неведомой, неописуемой силой, данные Портусу для защиты. От кого или от чего город нужно было оберегать, никто толком не знал, но версий было множество. Кто-то говорил, что весталки бдят у священного камня, чтоб отвадить захватчиков, кто-то настаивал на том, что они заточили злых духов в храме и сторожат их, а некоторые намекали на существование врат в иной мир, находившихся в храме, представляя шаяд стражами на пороге преисподней. Служительниц храма, то боялись и ненавидели, то воспевали и благословляли, и то и другое неизменно шёпотом.

В достопамятные времена, даты никто назвать не мог даже приблизительно, хотя на самом деле времени прошло не так уж и много, каких-то четыреста пятьдесят лет, шаяды появились. Никто из ныне живущих не мог сказать, как зародился такой порядок вещей, но и по сей день было так – в черте старого, древнего города, под покровом ночи, у женщины на сносях начинались роды, к утру, ещё до рассвета, на свет появлялась девочка, громким криком знаменуя новый день. Ребёнок ничем не отличался от прочих, кроме одного, глаз. Все без исключения повитухи, принимающие ночью, протирали личики младенцам и приоткрывали им глаза пальцами, дабы убедиться, что цвет глаз новорожденной не багровый. Если акушерка обнаруживала подобную аномалию, то она немедленно посылала кого-то в храм, или сама заворачивала ребёнка, отлучая его от матери и уносила девочку к храмовым воротам, где новоиспечённую весталку уже ждали. Любая женщина в Портусе, независимо от статуса и положения в обществе, могла принести в мир шаяду и любая безропотно должна была отдать её незамедлительно. Попытка скрыть такую девочку или вывезти её из города, каралась смертью всех причастных. Несколько подобных попыток, на протяжении прошедших лет, осуществлялось, но ни одна не увенчалась успехом, как будто сама земля старого города сопротивлялась этому.