– В какое время?
– С десяти утра до часу дня или же с двух до пяти.
– А вечерами, после тренировок, вы встречались?
– Да, конечно. Стас ехал домой, чтобы привести себя в порядок, и где-нибудь часов в восемь вечера…
– Вы заранее договаривались о встрече?
– Нет. Обычно Стас звонил мне около шести вечера и мы уже точно договаривались с ним, где встречаемся и куда пойдем.
– А в тот день, когда он исчез?
Татьяна задумалась и видимо чисто машинально надкусила кусочек пирожного.
– В тот день?… В тот день он работал в спортзале утром и должен был перезвонить мне, как обычно, вечером. Но он позвонил в начале пятого и сказал, что у него возникли кое-какие проблемы со временем и мы не сможем встретиться. Я еще спросила его, может, помочь чем, но он на это только засмеялся и сказал, что обязательно позвонит мне на следующий день.
– И он позвонил?
– Нет, так и не позвонил мне. Ни в понедельник, ни во вторник.
– И ты…
– Я, конечно, поначалу даже обиделась на него, но потом решила сама позвонить ему, однако его мобильник не отвечал.
– И ты заволновалась?
– Да. И позвонила вечером по его домашнему телефону. И вот тогда-то его мама и сказала мне, что уже три дня прошло, как Стас не появляется дома. И еще спросила, не знаю ли я, где он может пропадать?
– И?…
– А что я могла ответить? Сказала, что не знаю, и попросила ее, чтобы Стас сразу же перезвонил мне по мобильнику, как только объявится дома.
– Звонков, естественно, больше не было? Татьяна отрицательно качнула головой.
Какое-то время они сидели молча и только когда официант принес счет и еще по чашечке кофе, Ирина Генриховна, понимая внутреннее состояние девушки, позволила себе задать вопрос, который мог бы многое объяснить в поведении Стаса Крупенина:
– Танечка, дорогая, прости меня, ради Бога, но не могу не спросить…
Она замялась было, однако ей помогла сама Татьяна:
– Вы хотите спросить, были ли мы близки со Ста-сом?
– Да.
Татьяна покосилась на женщину, которой вдруг почему-то доверилась, обхватила чашечку своими тонкими, красивыми пальцами, будто согреться хотела теплом кофе, и уже не глядя на Ирину Генрихов-ну утвердительно кивнула.
– Вы любили его?
И вновь утвердительный кивок. Потом она отхлебнула глоток кофе и с какой-то тоской в голосе произнесла:
– Когда у нас это… случилось, Стасик сказал, что хотел бы видеть меня своей женой, но я…
Она замолчала и только после очередного глотка кофе закончила свою мысль:
– Дура, конечно, полная дура! Но я сказала ему, что это слишком серьезный шаг, мы, мол, оба еще учимся, и как-то все это воспримут наши родители?…
– И вам, что… действительно было важным мнение родителей? – откровенно удивилась Ирина Ген-риховна, перескакивая мысленно на свою дочь, которая в какой-то распрекрасный, а может быть и несчастный день…
– Да как вам сказать? – глухо отозвалась Татьяна. – Важно, конечно, я и маму свою, и отца очень люблю и уважаю, и не хотела бы, чтобы эту новость они восприняли в штыки, но… – Она замялась и все тем же отрешенным голосом произнесла: – Но даже не это главное, пожалуй.
– А что?
Татьяна как-то исподволь покосилась на свою собеседницу, словно решая, стоит ли ей выкладываться до конца, потом, видимо, решила, что сказавши «А», надо говорить и «Б», и снова отпила крошечный глоток кофе.
– Видите ли, еще до Стаса я довольно долго встречалась с одним человеком, но…
– Но он оказался далеко не тем, каким себя преподносил, и как раз в этот момент ты встретила Стаса.
