– Непонятый коллегами, забытый руководством, недооцененный всеми остальными – леди и джентльмены, я представляю вам великого Вашингтона По.
По покраснел.
Его друг кинулся к нему, перепрыгнув через оградительную ленту. Гэмбл поморщился, а Рид до боли сжал протянутую руку По.
– Вот теперь, значит, как, – с усмешкой сказал Рид. – Мы с тобой видимся только в экстренных ситуациях. Что за жизнь, По? Дерьмово это.
По пожал плечами.
– Килиан.
Еще будет время наверстать упущенное.
Рид повернулся к Флинн и спросил:
– А вы откуда знаете этого нелюдимого чудака?
По представил их друг другу.
– Инспектор Флинн, это мой друг Килиан Рид. Он был детективом-сержантом в особо тяжких.
– И все еще есть детектив-сержант в особо тяжких, – уточнил Рид. – Я так понимаю, вы все остановились в «Шап-Уэллсе»? Я сниму там номер на ночь, и мы все сможем как следует выпить.
– Это будет лучшая ночь в моей жизни, – сухо сказала Флинн.
По решил, что воссоединение друзей пока может подождать.
– Так что там внутри? – Он адресовал вопрос Гэмблу. Может, Рид и был его единственным другом в полиции, но местом преступления все равно заведовал Гэмбл.
– Ты знаешь «правило девяток»? – переспросил Гэмбл.
По кивнул. Это было медицинское правило для оценки степени ожогов. Голова и руки составляли по 9 процентов, а ноги, передняя и задняя части туловища – по 18 процентов. В сумме это составляло 99 процентов. Оставшийся 1 процент уходил гениталиям.
– Ну, наш парень совершенствуется, – сказал Гэмбл. – Первая жертва была замучена больше всех, но его ожоги покрывали только ноги и спину. Еще немного было спереди, а руки остались нетронуты. У второй жертвы ожоги были уже сильнее, а третья оказалась обожжена уже на девяносто процентов.
– А этот?
– Иди и сам взгляни.
Пока По переодевался в костюм, который принес Бойл, Гэмбл тоже сменил свой на новый, чтобы избежать проблем с перекрестным контактом. Флинн не стала утруждаться – она видела жертву номер три на месте преступления – и осталась с Ридом. По расписался при входе на внутренний кордон и проследовал за Гэмблом, ступая по доскам, разложенным криминалистами, чтобы не затоптать ключевые улики.
Первым делом ему в нос ударил запах. В пяти ярдах от палатки криминалистов вонь стала невыносимой.
По знал про миф о том, что обожженные человеческие трупы пахнут свининой. Человеческая плоть – возможно, но сгорающие заживо люди не были обработаны так, как забитые животные. Им не спускали кровь, а их внутренние органы не удаляли. Пищеварительный тракт, полный пищи и фекалий, оставался в организме.
Все, что горит, имеет свой неповторимый мерзкий запах.
Кровь богата железом, и По смог уловить слабый металлический запах – наименее неприятный из всех здесь. Мышцы горят иначе, чем жир, внутренние органы – иначе, чем кровь, а вонь горящего кишечника отличается от всего остального. Смешанный смрад был густым, приторным и липким. И к нему добавлялся безошибочно узнаваемый резкий запах бензина.
Вонь впиталась в нос По изнутри и въелась в его глотку. Он будет ощущать этот запах и привкус еще несколько дней. Его тошнило и чуть было не вырвало, но он сумел сдержаться.
Гэмбл откинул перед ним полог палатки. По прошел внутрь. Полицейский патологоанатом все еще работал над телом.
Оно лежало на боку, скорчившись и изогнувшись в неестественной позе. Глазные яблоки лопнули, затем высохли от жара, а рот был открыт, словно жертва умерла с криком. По знал, что жара делает с трупами странные вещи, и рот с тем же успехом мог открыться и после смерти. Руки были обожжены до обрубков, и хотя это, конечно, подтвердится позже, По был уверен, что «один процент» жертвы отсутствовал. Труп был цвета и консистенции грубой черной кожи. Он выглядел так, словно его окунули в лаву, а затем высушили в печи. Кроме подошв ног. Они все еще оставались потрясающе розовыми.
