– Заканчивайте политинформацию! Машина с хлебом едет!
* * *
А Генку в итоге меньше, чем через год любовница всё же выгнала. Хотя и была она теперь инвалидкой, а всё же есть, пить надо и ей. Пенсий, которые она с сыном получала, с горем пополам им самим едва хватало. А вот кормить на эти деньги жоркого сожителя в её планы не входило.
Огород садить и обрабатывать он напрочь отказался, объясняя Ольге, что это является сугубо женским занятием. В лес ходить за вениками, грибами и ягодами он тоже был не любитель. Сидеть на рыбалке в ожидании поклёвки у Генки с детства не доставало терпения. Словом, это был не мужчина, а редкий «уникум», не способный ровным счётом ни к каким занятиям, кроме как чисто к мужским:
– Жрать в три горла.
– Пить безмерно, а в перерывах курить до одури.
Устроился он жить по очереди то у одного такого же товарища, то у другого. Но и там его долго никто не терпел. Тогда он вынужден был пойти работать на лесопилораму, поскольку таких «избранных» на работу больше нигде не брали. Там же и жил, питаясь в основном «бичпакетами» с лапшой.
Стояла поздняя осень. Тёплые деньки «бабьего лета» остались в прошлом. Утеплённые куртки и осенние шапки стали повседневной одеждой рабочих на пилораме. Ранним утром они, миновав высокие железные ворота лесопилки, увидели такую картину.
Посередине двора стояла круглая сосновая чурка. На ней большая пустая сковорода с деревянной ручкой. А возле сидел на корточках абсолютно голый Генка без обуви, но в носках. Он сосредоточенно глядел на сковородку, поворачивая её иногда.
– Гена, ты что делаешь? – Осторожно спросила учётчица.
– Не видишь, что ли? Картошку жарю!
– А где огонь в твоей печке?
Генка встал и посмотрел на рабочих, в молчании созерцавших эту живописную картину.
– Что ждёте? Картошки мало. На всех не хватит! – Он нагнулся над своей сковородкой.
– Друг, ты бы сходил и оделся! – Посоветовал кто – то.
– Тебя завидки берут? Тебе такая кожаная куртка и брюки не по карману! Сейчас позавтракаю и в рабочую одежду переоденусь! – Высокомерным тоном отозвался повар.
Вскоре подъехала жёлтая «Скорая» и два дюжих санитара одели на Генку добротную рубашку с длинными рукавами и под белы рученьки усадили в персональное авто с должным почётом.
Спустя месяц принудительного лечения его выпустили за ворота психбольницы, основательно накачав аминазином. Это лекарство, конечно, не лечит и мозги от плесени не очищает. Но оно имеет магическое свойство успокаивать, а вернее, тормозить нервную систему опасного для общества агрессора. Около месяца он продержался в относительном равновесии. Работал, потом на эти деньги пил, гулял с собутыльниками и проститутками.
* * *
Меня, как и многих других людей, удивляет – откуда у алкоголиков столько денег, что они запоями пьют, практически не просыхая? И, наверное, ещё что-то едят, раз не помирают массово от голода? А многие сторонние наблюдатели говорят, что они почти не болеют. Должно быть, проспиртованы настолько, что все микробы, попав в их кровь, делают себе харакири!
Но только ли белой горячкой можно объяснить метаморфозы, происходящие с такими опустившимися на самое дно субъектами? Или в их грязные вонючие тела поселяются реальные жители нижних, подземных миров?
На второе лето после развода ранним утром, едва солнце осветило землю, раздался громкий стук в окно моего дома. Благо, что я уже встала и успела одеться. Неумытая, выскочила в сени.
