– Вот нам и шлют использованные упаковки целыми ящиками, – кивнула куда-то в угол женщина.
Просекин посмотрел. Ящиков действительно было много.
– Наша дневная норма, – сказала женщина, проследив за взглядом собеседника. – А вообще за смену каждый работник собирает по пять килограммов сырья. Полтонны в смену, полторы тонны в сутки, сорок пять тонн в месяц.
– И что? – осведомился потрясённый Просекин.
– И из сырья делают новые батончики. Аграмаднейшая получается экономия.
На Просекина больно было смотреть. Вид внезапно прозревшего человека – всегда зрелище не для слабонервных. Он-то всегда считал, что западные фирмачи травят наших людей всякой гадостью. И продукты ихние некачественные, и просроченные они, и вообще дрянь. Но чтоб вот так, из мусора, беспардонно и нагло …
Я, находясь в своем укрытии, наблюдал за выражением лица Просекина. Было видно, что наш герой испытал немалое потрясение. Но он узнал ещё не всё. Правда должна была стать куда более неприглядной, чем до сих пор представлялось нашему герою. И сейчас он эту правду должен был узнать.
– Я лично никогда эти батончики не покупаю, – сказала женщина. – Потому что знаю, из чего они делаются. Это ещё что, – кивнула она на ёмкость с шоколадными крошками. – Здесь хоть шоколад. А чего они в батончики ещё пихают …
– И чего они пихают? – спросил Просекин, почему-то понизив голос.
Наверное, он почувствовал себя лазутчиком, помимо своей воли оказавшимся в расположении вражьих порядков.
– Берут, к примеру, печенье … Ну, обычное самое, наше, российское. То, у которого срок годности давным-давно истёк. Измельчают и добавляют в свои батончики, – охотно делилась секретами производства работница.
– Зачем?
– А чтоб дешевле. Просроченное-то печенье – оно ведь ничего не стоит. А им прибыль.
Я видел, как лицо Просекина пошло пятнами. Но и это ещё был не конец открытиям. Из соседнего цеха пришёл работник с совком и веником. Смёл с пола пыль, которой здесь было предостаточно, и небрежно ссыпал её прямо в ёмкость с шоколадными крошками. Никто этому нисколько не удивился, кроме Просекина, но на него никто и не обращал внимания.
– И это тоже – туда? – медленно обретал дар речи Просекин.
– Вы же замечали – батончики на зубах хрустят. Потому что – пыль.
– Пыль?! – не посмел поверить Просекин.
– Пыль. Всё идёт в дело, – обречённо подтвердила работница.
Просекин судорожно вздохнул. Сам не раз покупал внукам эти сладости. Если бы знать раньше!
Он хотел сказать, что – гады, что – в тюрьму за подобное надо сажать, но не посмел. Не знал, как его слова воспримут окружающие.
Просекин знал, что в стране развал и непорядок, что кругом лихоимство и несправедливость, что воруют, что экология ни к чёрту и вообще всё очень и очень плохо, но чтоб вот так, средь бела дня, в столице, в сердце России, можно сказать, и никто ничего, а они ещё и рекламу по телевизору … У-у-уххх!
Градус кипения у Просекина дошёл до критической точки, но пар возмущения вырваться не успел. Потому что появился давешний его провожатый, да не один, а в компании гомонящих людей с фотоаппаратами и видеокамерами.
– Пресса! – объявил принимавший Просекина на работу парень. – Вот сюда, пожалуйста.
Он подвёл журналистов к бедному Просекину, приобнял его:
– Один из наших наладчиков. Ценный специалист.
Защёлкали фотокамеры. Просекин и заметить не успел, как в его руке оказался шоколадный батончик.
