Пачек выхватил пистолет, выключил предохранитель.
Не хватило одной секунды, чтобы опустить руку и выстрелить. Пуля толкнула Пачека в грудь. Он пальнул в потолок, на пол полетело стекло разбитого пулей плафона. Пистолет вывалился из раскрытой ладони, отлетел в сторону. Еще одна пуля вошла в живот Пачека. Он коротко вскрикнул, дернулся, повалился лицом на пол. Выставив вперед руку, попытался дотянуться кончиками пальцев до пистолета. Кровь моментально пропитала рубашку и комбинезон.
По доскам пола разливалась черная бесформенная лужа. Теперь Яночка понял, что сопротивление сломлено, бояться нечего и некого. Он больше не стрелял. Неторопливо подошел к своей жертве, носком ботинка отфутболил пистолет в угол. Из электрощита сыпались искры, они падали на спину Пачека, прожигали комбинезон. Пахло горелой пластмассой. Яночка наступил ботинком на пальцы лежащего на полу человека.
В наступившей тишине было слышно, как захрустели суставы, раздавленные массивным каблуком. Пачек не вскрикнул, он закрыл глаза, сжал веки. И так прикусил нижнюю губу, что лопнула слизистая, брызнула кровь.
Яночка выругался. Он опустил ствол карабина и трижды выстрелил в затылок своей жертвы. Яночка с усилием проглотил тошнотворный кислый комок, застрявший в горле, как затычка в бутылочном горлышке. Вытащив из кармана носовой платок, расправил его на ладони, тщательно вытер капельки пота, проступившие на лбу и щеках. Свернув платок, сунул его в брючный карман. – Пан Яночка, что тут случилось? Чем здесь пахнет?
Яночка вздрогнул от неожиданности, обернулся на женский голос, едва не выронил из рук карабин.
Электрическая проводка больше не искрила, сумерки сделались густыми, плотными. В конце коридора он разглядел лишь темные контуры женской фигуры. Значит, сейчас без десяти восемь. Пунктуальная Божена пришла, чтобы осмотреть помещения, запереть внутренние двери, калитку в воротах и включить сигнализацию.
По этой женщине можно часы проверять. Когда-то Яночка пошутил, дескать, пунктуальность погубит пани Божену. Сейчас эта убогая острота всплыла в памяти Яночки.
– Идите сюда, – приказал он. – Тут с человеком плохо. Телефонного мастера, кажется, ударило током.
– Ой, что вы говорите. А я иду через двор с ключами. Увидела вас в окне. А потом, смотрю, свет в окнах вдруг погас.
Женские шаги приближались.
Божена медленно шла по коридору, шаря рукой по стене, чтобы не оступиться впотьмах.
– Ой, забыла. У меня же с собой фонарик, – Божена остановилась, опустила руку в карман мокрого плаща. – Сейчас включу.
– Не надо ничего включать, – ответил Яночка каким-то сиплым, не своим голосом. – Не надо.
Когда свет в подземелье погас, дело близилось к концу.
Петер поставил на стол портфель, положил в него папку с документами. Он сдвинул шляпу на затылок и полностью сосредоточился на изучении стодолларовых купюр. Методично просматривал пачку за пачкой и, кажется, эта самодеятельная экспертиза могла продолжаться еще долго. Бареш не участвовал в беседе, за четверть часа он не произнес и десятка слов. Просто отошел в сторону, в тень, и с дистанции в десять шагов напряженно наблюдал за гостями и за своим хозяином. Он расстегнул пуговицы плаща, расслабил узел галстука, прислонился плечом к колоне.
Донцов и Колчин стояли в шаге от стола, напротив них слюнявил и тер пальцами купюры Петер. Колчин, не отрываясь, смотрел то на его руки, словно ждал какого-нибудь фокуса, то на физиономию Петера. Колчин думал, что мужики, вроде этого, нравятся женщинам. Выразительные серые глаза, волевой подбородок, прямой нос.
