– Найду учителей, буду заниматься! – сказал с достоинством Ага.
– Найди, – пожала плечами Анаит.
Целую неделю Ага занимался с кандидатом наук, бравшим за час занятий по двадцать рублей. В результате учёбы Ага узнал формулу воды, состав сливочного масла, французских духов и армянского коньяка, о чём и сообщил родным.
– А состав чёрного кофе, бразильского, знаешь? – лениво поинтересовался дядя Ашот, не доверявший репетиторам.
– Три чайные ложки на стакан воды! – гордо ответил Ага.
– Вот и неверно – четыре ложки, если хочешь, чтобы кофе был вкусным! – поправил Ашот.
Учёба продолжалась. Но когда в начале марта ереванские крыши просохли и приобрели по-весеннему тёплый охристый оттенок, а на улицах появились деревенские старушки в клетчатых шалях, продающие букетики фиалок и подснежников, Ага затосковал.
– Хочу увидеть бенгальского тигра! Горную куропатку! Очковую змею! Ахалтекинскую лошадь! Башкирскую пчелу! Африканского слона! Почему ереванский зоопарк закрыт? – вопрошал он.
– Дружочек, поезжай в Москву, сходи там на Птичий рынок, кого-нибудь из тех, о ком спрашиваешь, найдёшь! – посоветовал Ашот.
Конечно, этот совет был мудрым, хотя и продиктован отчасти эгоистическими соображениями: художник Ашот Баяндур мечтал побыть хоть немного в творческом одиночестве. И не ломать каждое утро голову над тем, что приготовить на обед родителям и племяннику с таким прекрасным аппетитом.
Ага так и сделал. Сходил в кассу Аэрофлота и купил билет. Попрощался с изумлёнными бабушкой и дедушкой, сухо кивнул Ашоту и поехал автобусом в аэропорт. Самостоятельно, первый раз в жизни совершил перелёт из Еревана в Москву.
Но как же он был разочарован!
Московский зоопарк возле метро Краснопресненская был закрыт. Собака Наташи Крымовой оказалась на даче, у Наташиной тётки. Хомячок сына Лены Мовчан зимой куда-то сбежал, вместо него у сына Лены появилась невеста.
На Птичьем рынке, прежде таком многолюдном, стоял один старичок с грязным аквариумом в руках, в котором еле-еле шевелились две ничем не примечательные рыбки гуппи.
На Измайловской толкучке, где раньше можно было увидеть рядом с картинами безвестных, но порой и талантливых художников, с неизменным упорством запечатлевающих бесчисленные церкви и виды Золотого кольца России, и продавцов щенят, сиамских кошек, черепах и даже ужей в плетёных корзинках, теперь было пусто. Лишь грохоча разъезжал трактор, снося забор, а на фонарном столбе был криво прибит щит с гордой надписью «Гольф-клуб».
– Мама, неужели в Москве не осталось никаких животных? – мрачно спросил Ага у матери, вернувшейся с головной болью и сердцебиением с сессии Верховного Совета СССР.
– Выйди на улицу, там полным-полно собак! – ответила Анаит, безуспешно разыскивая в холодильнике хоть какой-нибудь продукт, кружочек колбасы, кусочек масла.
– Это уже не собаки, это почти люди! – возразил Ага. – Они выходят на улицу только для того, чтобы сделать своё дело. Не прыгают, не скачут, не ведут себя как собаки – шагают смирно рядом со своими хозяевами, мрачные как люди, противно смотреть!
– Хочешь, в воскресенье сходим на ипподром? – спросила Анаит, нашедшая наконец банку с вареньем и пачку прошлогоднего печенья. – На лошадей посмотрим!
– На которых ездят, чтобы выиграть деньги? – спросил Ага. – Я слышал, некоторые жокеи нарочно придерживают своих лошадей, чтобы приз достался тем, с кем договорились! Из-за денег! Нет, по-моему, лошадь должна быть дикой, пастись на лугу или в саванне, или у неё должен быть один хозяин, который о ней заботится!
