Оставалась только одна крошечная проблема. Я не знала азбуку Морзе.
И ещё одна проблема.
Я не могла открыть ни один кухонный шкаф, чтобы найти фонарь. Сколько бы я ни старалась, мои пальцы соскальзывали с поверхности. Я вспомнила свою неудачную попытку войти в контакт с задней частью того спасателя – моя нога отскочила в последнюю минуту, будто магнит, поднесённый неверной стороной к другому магниту.
Однако себя я потрогать могла. Я могла выдирать ракушки из своей похожей на резину мёртвой кожи и проводить рукой по спутанным солёным волосам, – вот уж повезло! Но я не могла прикасаться к живым людям.
И, как оказалось, это правило распространялось также на физические предметы – стекло, дерево, металл. То есть на всё, кроме меня.
Я пристально посмотрела на выдвижной ящик. Наш фонарь лежит внутри него. Я попробовала ударить по ручке изо всех сил, уцепиться за неё, стукнуть по ней от досады, даже наорать, – ничего не помогло. Мне так и не удалось за неё ухватиться.
Итак: я могу сидеть на ступеньке, но не могу открыть ящик комода. Я могу подниматься и спускаться по лестнице и ходить по комнатам, но не могу открывать двери. Я могу слышать и видеть живых людей, но не могу заставить их увидеть и услышать меня. Я могу наблюдать, но не могу ни во что вмешиваться.
Эх, пока что смерть никак не способствует повышению самооценки.
Хотя постойте! Может, не всё так плохо. Если я умерла, умею ли я…
…летать?
Я постаралась изо всех сил. Всё перепробовала. То есть попрыгала немного, помахала своими исцарапанными руками, наклонилась вперёд, напрягая все мышцы, и глубокомысленно уставилась в пространство. Никакого результата.
Не летаю и всё тут, прям как пингвин.
В смерти вообще нет ничего интересного.
Я хлопнула себя по лбу.
Да какая разница?!
Мне нельзя отвлекаться. Нужно связаться с мамой, папой и Бёрди, а то им придётся провести на улице ещё одну ночь – я глянула в окно кабинета и невольно вздрогнула – там. Могу ли я проходить через двери или летать, совершенно не важно по сравнению с этим.
К счастью, входная дверь всё ещё была открыта – так и висела на петлях, после того как её выбила команда спасателей. Я выбежала через неё во двор и обогнула дом, оказавшись в саду, откуда открывался вид на море.
– МАМ! ПАП! БЁРДИ!
Ночь молча проглотила мои слова.
Я снова выкрикнула их во тьму.
– Я ЗДЕСЬ! ЭТО ФРЕНКИ! Я ДОМА! ПОЖАЛУЙСТА, ВЕРНИТЕСЬ!
Ночное море улыбнулось своей предательской мокрой улыбкой, сытой после вчерашнего пиршества.
– МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ, ЧТО МЫ ВСЕ ПОГИБЛИ! БЕЗУМНО, БЕЗУМНО ЖАЛЬ!
Из-за серебристых облаков донёсся крик. Неужели это Бёрди зовёт меня? Я замерла, словно трепещущая стрела, всем сердцем желая услышать её снова.
Но это оказалась всего лишь глупая чайка – И-И-И-И, И-И-И-И.
Что же ещё мне сделать, чтобы найти их? Кричать в темноту бесполезно.
Нужно вернуться туда, где это произошло.
На пристань. Немедленно. Нельзя терять ни секунды.
14
Морские петухи-воришки и корабли в ночи
Первым делом надо одеться потеплее. Я повернула обратно к дому, но остановилась. Ах да, я ведь больше никогда не смогу надеть свою парку. Что ж, тем лучше. Я, должно быть, потеряла её в той гигантской волне. Сейчас её наверняка носит какая-нибудь рыба; морской петух, скорее всего. У них всегда такой вид, будто они замышляют недоброе.
Я побежала на поле, где пасся бык Алана. Он встревожился, навострил уши, затем вздыбился и бросился наутёк. Было даже приятно, а в такой кошмарный день я готова была радоваться чему угодно.
