Штуцер и тесак - страница 27
– Идемте, господин! – поклонилась мне служанка.
И мы пошли…
Баня у графини размещалась за оградой с задней стороны поместья и представляла собой рубленную из толстых бревен просторную клеть, поставленную на берегу небольшого ручья, змеившегося по лугу и убегавшего к лесу. Удобно: за водой далеко ходить не надо. Прорубленные в бревенчатых стенах квадратные окошки не имели рам и стекол. Из глиняной трубы, торчавшей из накрытой дранкой крыши, подымался к небу легкий дымок. По-белому топят и хорошими дровами.
В предбаннике я обнаружил Спешнева. Он сидел на лавке, привалившись спиной к стене и блаженно смотрел в потолок. Судя по влажным волосам, водные процедуры уже принял.
– Это вы, Руцкий? – спросил штабс-капитан. – Ну, как там графиня?
– Жить будет, – сказал я и содрал с себя пропотевшую куртку. – Как пар?
– Я не парился, – ответил он. – При ране нельзя.
Хоть на это ума хватило…
– Омылся – и ладно. Без того блаженство. С самого начала кампании в доброй бане не был. У крестьян в деревне вместо них какие-то клети для свиней. Грязно и не повернуться.
Спешнев умолк и с любопытством уставился на вошедшую следом Лушку, которая принялась раскладывать на лавке отобранную для меня одежду. Получив наказ от хозяйки, она отвела меня в соседнюю комнату (как я понял, спальню графа), где принялась вытаскивать из шкафа и сундука разнообразные наряды. Неприятно, конечно, носить вещи покойника, но выбирать не приходится. В этом мире встречают по одежке, и хорошая стоит дорого. К тому же медики не брезгливы. Я выбрал пару белья из тонкого полотна и чесучовый охотничий костюм графа – куртку и рейтузы. Самое то по здешней жаре – не в сукне же париться. Плотная ткань из дикого шелка прослужит долго, да и цвет подходящий – оливковый. Еще взял охотничью шляпу с пером – щеголь, блин! – две пары хлопчатобумажных чулок и охотничьи ботфорты. Гусарские ботики не вызывали доверия: развалятся – и что делать? Ботфорты понравились мягкой кожей голенищ и толстой подошвой – для охотника делали, которому ходить. И не ношены почти.
– Вам помочь, господин? – спросила Лушка после того, как я разоблачился.
– Сам! – буркнул я. – Ты вот что, принеси сюда мои сумки – те, что были у меня на мерине.
– Слушаюсь, господин! – поклонилась она.
– И еще. Мед здесь есть? Желательно, свежий.
– Найду, – пообещала она.
– Значит, горшочек меда. Небольшой, – я показал руками. – Чуток березового дегтя и ложку – из тех, какую не жалко. Оловянную, к примеру. Все.
Я нырнул в баню. Там было сумрачно, влажно и жарко. Париться я не стал. Во-первых, с раной на голове чревато, во-вторых, не люблю. Вот такой я нетипичный русский. Им положено любить баню, водку, гармонь и лосося. Или воблу, если лосось не вписывается в бюджет. Зачерпнув из вмурованного в печку чугунного котла черпаком горячей воды, я влил ее в деревянную шайку, куда предварительно плеснул холодной из ведра. Попробовал пальцами – нормально. Мыло и мочало нашлись на лавке. Мылся я не спеша, с удовольствием. Отдраив до скрипа кожу, ополоснулся и вышел в предбанник. Там обнаружился Спешнев, уже одетый, но только в рубаху. Он сидел за столом, которого ранее не наблюдалось, и стол этот не был пуст. Закуски на серебряных блюдах, нарезанный хлеб, штоф зеленого стекла, чарки.
– С легким паром, Платон Сергеевич! – поприветствовал меня штабс-капитан. – Одевайтесь и составьте компанию. Закусим перед ужином.