Штука - страница 37
– Простите, – не выдержал я. – Что значит – «слабак божьей милостью»?
– Это значит – природный слабак, вроде нас с тобой, настоящий. Вроде, как «истинный ариец» в «Щтирлице». Древняя формулировка, не меняем из уважения к традиции. Сразу же про нетипичную активность: это то, что могло бы выдавать в нем скрытого анимала.
– Это я как раз понял.
– Хорошо, – сказал Крот, – тогда продолжим. Мышка. Ведена в ряды братьев…
– Сестер? – усомнился я.
– Братьев! – сердито сказал Крот. – Это тоже традиция. Не мешай! Введена два месяца назад с подачи того же Хорька. Слабак божьей милостью, не замужем, воспитательница детского сада. В нетипичной активности не замечена. Примечание: в течение полугода занимала должность исполняющего обязанности директора того же детского сада.
– Это что, какой-то криминал? – зеваю.
– Еще нет, – сказал Хиляк. – Просто указание на возможность карьерного роста. Было бы подозрительно, если б из статуса И.О. она перешла в реальные директора. Для слабака это не типично.
– Еще бы, – вставил Доходяга. – В детских садах у нас невероятно конфликтные и пробивные женщины. Слабаку подняться нереально. Да и с детьми непросто…
– Да уж… – буркнул я.
– Дальше! – потребовал Хиляк.
– Плинтус, слабак божьей милостью…Введен Хорьком… Женат. Младший юрист районной налоговой инспекции….
Мне стало невероятно тоскливо от перспективы выслушивать одно и тоже про этих скучных людей. Еще немного – и впаду в жесточайшую депрессию. Это у меня запросто.
– Слушайте, – говорю. – Крот, есть предложение. Ты ведь опытный кадр. Сам отсей все лишнее – и прочитай нам только тех, кого считаешь наиболее подозрительными!
– Клоуна сюда надо, – мрачно сказал Крот. – Он всех этих подозрительных за версту чует…
– А давайте возьмем карточки – и в автобус отнесем? – наивно предложил я.
Доходяга посмотрел на меня, как на сумасшедшего:
– Да вы что… Выносить что-то из архива?! Это же… Это же…
Слов у него не нашлось.
– Тогда придется переписывать, – пожал плечами Хиляк. – Копии сделать тоже не выйдет. А это работа, время…
– Да что той работы, – пожал плечами Доходяга. – Сотня личных дел, не больше. Приходите завтра, я перепишу – все равно ночью делать нечего.
Он помолчал, глядя на картотечный лоток, и спросил тихонько:
– А хотите знать, кого лично я считаю наиболее подозрительным?
Все уставились на него в ожидание продолжения.
– Того, – сказал Доходяга, – чьей карточки здесь нет. Что смотрите? Была здесь карточка – по номеру должна быть. А ее нет. Вот и думайте, что хотите…
9
Добрели до автобуса. Не знаю, как остальные, а я был разбит и подавлен. Теперь я понимаю, отчего Клоун не терпит подземелий. Даже вонь выхлопов и воронье карканье теперь стали милыми и приятными. И хмурый прохожий походил на Деда Мороза, и завывающая «Скорая помощь» превращалась в праздничный лимузин…
– А чего это «Скорая» у нашего автобуса встала? – нахмурившись, поинтересовался Хиляк.
Ему никто не ответил – все, не сговариваясь, прибавили шагу.
У автобусной двери нас встретил растерянный Баян. Он неуверенно топтался на месте, хлопал глазами и молчал.
– Ну! – Крот тряхнул его за плечо. – Что такое? Ну?!
– Что – «ну»? – придя в себя, насупившись, буркнул Баян. – Кум наш… того…
– Что – того?!
– Помер Кум. Во как…
– Как – помер? – ахнул Хиляк, схватившись за впалые щеки. Медленно осел, как подстреленный, прямо на асфальт.
Так я воочию убедился в том, что наставник мой – вовсе не бесстрашный ночной герой в плаще и шляпе, каким казался поначалу, а такой же слабак, как и все мы. Где-то лопнула струнка, заставлявшая его бодриться, шагать впереди и командовать. Теперь он сидит на асфальте – бледный, потерянный, беспомощный. И от этого становится еще хуже: нам, слабакам очень важно, чтобы рядом был кто-то сильнее, кто знает, что и когда делать, у кого есть ответы на все вопросы…