Таня знала, что попросту глупо себя ведет, прячась от него за стенкой. Но не будет ли еще глупее, с ее стороны, выйти к нему? «Придется, – думала она, закусив губу, – придется выйти. Это глупо. Я веду себя как маленькая обиженная девчонка. Ему здесь не место, он должен уйти. Хотя… Я не смогу его выгнать. Теперь они – хозяева города. Так что…»
Таня несмело вышла из служебного помещения и медленно подошла к фортепиано. Немец, все еще играющий, посмотрел на нее и весело улыбнулся.
«Какие у него глаза, – отметила про себя девушка. – Большие, ясные, светло-голубые и холодные. Как два кусочка льда».
– О-о-о, – протянул немец, бросая игру и поднимая руки вверх, – я капитулирую перед твоей красотой, фройляйн! Со мной такое впервые, но я хочу тебе сдаться!
Таня грустно улыбнулась. Кажется, он только что пошутил, но ей не было ни весело, ни смешно.
– Пожалуйста, – устало произнесла она, – уходите. Мы, правда, сейчас не работаем.
Блондин послушно встал и, проходя к входной двери, спросил:
– Что, одна осталась? Ладно, можешь не говорить, вижу, что одна.
– Поэтому вы придете со своими дружками разграблять меня? – ответила вопросом на вопрос Таня, не подумав. Произнеся эти слова, она поняла, что зря это сделала. «Думай, а потом говори, – твердила она себе, ожидая ответа немца. – Теперь он здесь хозяин».
– Ну, мы же не изверги, чтобы грабить такое уютное заведение такой прекрасной фройляйн, – остановившись у двери, он ответил, мягко улыбаясь.
Таня была удивлена, услышав такое. Она боялась, что после ее вопроса на ее могут наорать или даже ударить, но чтоб такое… Страх девушки сразу же пропал. Она перестала бояться немца, осмелела.
– Ты же обслужишь нас, если я завтра приду с друзьями? – немец взялся за дверную ручку.
– Э… Может быть, – уклончиво ответила девушка. Ей хотелось, чтобы он сейчас же ушел. Чтобы он не задавал никаких вопросов и просто ушел.
– Что ж, – над дверью звякнул колокольчик, – до завтра?
Таня неопределенно кивнула, поспешно закрывая дверь на ключ. Тут же Таня услышала, как этот блондин начал насвистывать какую-то мелодию, отходя от бара.
«Почему он такой добрый? – думала она, идя к стойке. – Я не испугалась его… Почему? Наверное, потому что он играл на фортепиано. Я подумала, что злой человек не может так хорошо играть. А почему я так подумала? Но ведь так оно и оказалось… Хотя, я не могу сейчас делать никаких выводов. Вот завтра он придет… Стоп! Почему я жду его прихода? Он ведь… захватчик. Таня, очнись! Пусть у него тысячу раз тонкая душевная организация, пусть!.. Но ты должна не забывать о том, кто он».
Взяв на кухне тряпку и смочив ее под краном, девушка пошла протирать стойку. Та хоть и была абсолютно чистой, но Тане просто надо было чем-то себе занять, чтобы отвлечься от мыслей, атаковавших ее. Мысли о погибшей Лизе, об этом немце – все не давало ей покоя. Ей необходимо было уйти, спрятаться от всех этих проблем, просто побыть одной. Домой она решила сегодня не возвращаться – переночует здесь, в баре.
Весь следующий день Таня провела в баре. Домой ей категорически идти не хотелось – она знала, что мать будет снова говорить про Лизу. А про Лизу ей сейчас хотелось слушать меньше всего. Поэтому она сидела за стойкой и, уложив голову на согнутые в локтях руки, смотрела в окно.
Проведя много часов за размышлениями, Таня все никак не могла понять, почему все так происходит. Почему Лизы вдруг не стало? Почему так внезапно умерла эта чистая, прекрасная девушка? Почему тот немец был так мил с ней? Почему она так смело говорила с ним? Почему сейчас она сидела здесь, в баре, и ждала его прихода? У Тани было множество вопросов, но ответить толком на них она не могла. Она вроде и находила какие-то объяснения, но потом понимала, что они звучат по-детски, или находился какой-то факт, который им противоречил.
