Ночью я несколько раз просыпался от холода, но даже не мог пошевелиться, чтобы найти покрывало, а просто свернулся калачиком и прижался к стене траншеи. Утром меня разбудил урядник.
– Вставай, азияты чего-то нам уготовили, – сказал он и двинулся дальше по окопам, тормоша остальных спящих воинов.
Я продрал глаза, потянулся, разминая мышцы и хрустя окоченевшим телом. Поглядел на позиции противника, где уже виднелось некое активное движение. Действительно, солнце еще не успело подняться, а они уже готовили нам непонятные сюрпризы.
Неподалеку от меня на краю окопа лежал пожилой казак, курил трубку и тоже глядел, что за мутную воду баламутят враги.
– Ты смотри-ка, – удивился он. – Ишь, чего нехристи хитромудрые придумали.
Я поднял штуцер, отряхивая его от пыли и присмотрелся к мельтешащим врагам. Сначала ничего не разобрал, а затем увидел посреди их строя странные прямоугольники, потихоньку движущиеся вместе с ними в нашу сторону.
– Это что еще за чертовщина? – спросил я, вглядываясь в невиданные фигуры.
– А это, кажись, они прикрытие придумали от нашего огня, – сказал казак и вдруг дернулся, схватив себя за лицо. – Вот бесовы пакости, ус себе подпалил. Жди теперь неприятностей.
– Это почему же? – рассеянно спросил я, все также всматриваясь в подвижный строй противника.
Казак продолжал чертыхаться вполголоса.
– А потому как не к добру это, ох какому аграмадному не добру.
Поскольку я молчал, упорно не желая поддаваться его суеверной панике, он добавил:
– Кохда я в прошлый раз ус подпалил, моего брата на охоте медведь задрал. А в позапрошлый раз наша деревня вся сгорела.
– Надо было не ругаться, а перекреститься, – заметил я. – Откуда они взяли эти прямоугольники?
– Азияты-то? – переспросил казак. – Так это ж телеги перевернутые, по ихнему арба называется, а вовсе не прямой уголь, как ты говоришь.
Я пригляделся и разглядел, что враги и в самом деле тащат на нас перевернутые боком телеги. На некоторых еще остались колеса. Неужели они и вправду думают, что это спасет их от пушечного ядра?
– Действительно, это телеги, – подтвердил я. – Это же сколько надо…
Дальше говорить стало невозможно, потому что сначала гулко выстрелил наш «единорог», ему ответили вражеские пушки и с обеих сторон затрещала ружейная пальба. Кроме того, к нам полетели стрелы.
Я прицелился и тоже выстрелил из штуцера. На мгновение мне показалось, что я выбил из седла давешнего военачальника с пронзительным взором, но проверить это было невозможно, так как упавший тут же скрылся под копытами коней и его поглотили клубы пыли.
Щиты из повозок и впрямь прикрывали пехоту врага от наших пуль. Ружья той эпохи были гладкоствольные, стреляли недалеко и слабо, солдаты их долго перезаряжали. Бездымный порох еще не изобрели, оружие нужно было постоянно чистить от нагара. Так что придумали они вполне надежное укрытие.
Впрочем, от «единорога» эти щиты не спасали. Одно удачное ядро попало в такое прикрытие, разнесло его в щепки и перебило кучу народа, спрятавшихся за ним. Но ташкентцы, надо отдать им должное, не дрогнули. Наоборот, ускорили шаг и бросились на нас в атаку.
Мы снова вступили с ними в схватку. Те из раненых, кто стоял на ногах и мог держать оружие, тоже помогали коллегам в бою. Я успел выстрелить только пару раз, когда враги полезли на укрепления.
В который раз их напор получился чертовски сильным. Я бил штыком лезущих на нас людей, колол ржущих лошадей, добивал стонущих под ногами раненых. Очень быстро утренняя прохлада сменилась дневной жарой, снова повсюду клубилась пыль и оседала на лицах сражающихся.
