Мой мысленный перевозчик рванулся вверх, потом также резко нырнул вниз, сохраняя, однако, сидячее положение в пространстве. Сердце ухнуло в пятки, под ложечкой засосало. Мысли об Ирише улетучились из головы.
Последующие минуты или часы, уж не знаю сколько, кресло то взлетало, то падало вниз, как на заправских американских горках. Ощущения, прямо скажем, не из приятных. Я опасался, что мой желудок не выдержит и меня вывернет наизнанку. Хорошо только, что это происходило в темноте. Если бы дело было на настоящих горках, я бы уже давно отключился.
А потом вокруг меня снова появилась та самая голубоватая сфера с электрическими разрядами. Наверное, утомительная поездка наконец-то должна закончиться.
Не успел я порадоваться этой мысли, как снова очутился в квартире Кеши. Сфера никуда не пропала, а все вокруг оставалось зыбким и дрожащим, как мираж в пустыне.
Кешу я не видел, а сама комната стала совсем другой, заполненной большим столом, стульями, сервантом и шкафами. Пару раз я видел людей, в которых с удивлением узнал умерших родителей Кеши. Кресло продолжало немилосердно трястись, а родители виднелись нечетко, будто я глядел на них через мутную линзу фотокамеры.
Свет вокруг моргнул и пропал, а потом я обнаружил, что дом исчез, а я сижу посреди призрачной улицы. По дорогам бесшумно ехали старые машины советского производства, настоящий раритет. Впереди я видел набережную Крюкова канала. Так-с, понятно, что квантовые скачки занесли меня в двадцатый век, в самую его середину.
Затем снова резкая смена кадра и я очутился среди зимнего Ленинграда. Всюду лежал снег. Вдали на путях застыл обледенелый трамвай. Прохожие, согнувшись, медленно тащили санки. У дома справа неподвижно лежали люди. Я насчитал пять человек.
Картина тоже задрожала, поблекла и сменилась еще более старинным городом, Петроградом. Стоял вечер, в фонарях трепетали тусклые огни. Мимо меня, не замечая, прошла толпа. Как историка, меня заворожили эти зарисовки. Многомудрый Э-купол, несомненно, извлекал их из глубин моего сознания.
Путешествие в глубь веков продолжалось и вскоре я увидел зыбкий сановный Санкт-Петербург времен империи. Машин не было и в помине, люди передвигались верхом на конях и пешком. По улицам катились кареты.
А потом вдруг с легким хлопком наваждение рассеялось и кресло вместе с моей скромной персоной свалилось на мостовую. Дрожание прекратилось, потрескивающая сфера исчезла, окружающая обстановка виднелась четко и ясно, как и полагается в обыденной жизни. Вот только это совсем не входило в мои планы!
Потому что очутился я в самом что ни на есть феодальном прошлом. Мужчины на улицах ходили в нарядных камзолах и париках, а дамы шествовали в пышных платьях с корсетами. Я сразу распознал слуги, они ходили с узлами и корзинами, в одеждах попроще.
Дома в большинстве своем стояли небольшие, двух и трехэтажные. На углу улицы – окрашенная в черно-белые полосы будка. Всюду скакали на лошадях и катались на каретах, отчего с улицы сразу пахнуло навозом, как в деревне. На меня как раз со страшным грохотом мчалась четверка лошадей, запряженных в черную карету.
Я ничего не успел сделать и лишь рефлекторно вжался в кресло, стараясь избежать опасности. Это меня вряд ли спасло, вот только бородатый кучер вовремя заметил странное препятствие на дороге и направил лошадей в сторону по обочине дороги. Подпрыгивая на камнях, карета объехала меня, в окошке мелькнуло любопытное женское личико.
