Шурави советские. Записи военного контрразведчика - страница 16



Эти моменты были обговорены с командиром полка Рушинским, начальником политотдела полка подполковником Бацурой, и были намечены практические меры по усилению режима охраны объектов, повышению политической бдительности личного состава.

Создали выносные посты, усилили их технически, поставили сигнальные мины, стали практиковать засады. И в результате этих мер были уничтожены еще две группы диверсантов. На какое-то время нас оставили в покое.

Через два дня улетала в Союз эскадрилья Ми-24, воевавшая с первых дней в Афганистане. Улетала домой – в Рауховку Одесской области. Утром накануне вылета мне звонит начальник Особого отдела КГБ по 201-й дивизии подполковник Утяшев и приказывает прибыть в отдел к 6 часам утра для участия в оперативной комбинации. Приказ есть приказ, его надо выполнять, тем более что приказывает старший оперативный начальник. В указанное время я был в отделе Утяшева, здесь мне определили задачу по блокировке вылета эскадрильи, без команды Утяшева ни один вертолет не должен был взлететь. Я отправился на СКП и довел задачу до офицеров полка. Они с пониманием отнеслись к моей просьбе и заверили, что ни один вертолет не взлетит без разрешения Особого отдела. Позвонил Утяшев и попросил прийти к вертолетам эскадрильи. Я подошел, там сотрудники Утяшева проводили выемки каких-то узлов, свертков, баулов. Все это грузилось на машины Особого отдела 201-й дивизии и увозилось к ним на склады. Узлов было около 15, упакованы они были в какие-то мешки. Что было в них, я не знал. По окончании выемки Утяшев приказал всем прибыть в отдел, где мы должны были подписать документы об изъятии материальных ценностей из вертолетов. Пока мы с другими работниками отдела пришли в отдел, а туда было не менее двух километров, там заканчивали составление протоколов, которые нам оставалось только подписать. Мы подписали бумаги, в которых перечислялись материальные ценности, изъятые при обыске, и затем каждый ушел по своим объектам.

На следующий день меня пригласил к себе Утяшев и сказал, что в эскадрилье, по данным их агентуры, готовилась операция по контрабанде в Союз партии кристалона, купленного в Афганистане для перепродажи и получения прибыли офицерами эскадрильи, но они ее пресекли, и теперь материал будет сдан в прокуратуру дивизии, а затем реализован в дуканах Кундуза, а деньги будут перечислены в Союз.

Еще через день мне звонит один из работников Утяшева и предлагает поехать в Кундуз, где переводчик Утяшева будет сдавать изъятый материал в магазин. Нечасто была возможность побывать в Кундузе, я дал согласие, и на следующий день мы на нескольких БМП выехали в Кундуз. Переводчик, таджик по национальности, о чем-то говорил с афганцами, сдавал им материал, а мы глазели на магазины, на афганцев, на эту экзотику – в общем, нам и дела не было до того, чем занимался переводчик. Дело было сделано, и мы вскоре поехали назад в гарнизон. По приезде Утяшев поблагодарил переводчика за сделанное дело, а нам сказал, что мы заслужили поощрение за участие, хотя мы только сопровождали его, не более. Еще через день Утяшев каждому из нас четверых, сопровождавших колонну, вручил по магнитофону «Трайдент» за обеспечение операции по реализации оперативной информации по контрабанде материала эскадрильей Ми-24 Кундузского гарнизона. Эскадрилья была отдельной и командованию моего полка не подчинялась, и поэтому реализацией оперативных данных занимался Особый отдел 201-й дивизии.