– Разобрал. Интендант.
– Знаешь, что это?
– Знаю. Снабженец.
– Верно, – подтвердил Терентьев. – По сути. Наверное, ты догадался, что это тоже ширма, как моё капитанство.
Тут у Виталия начали возникать новые подозрения – куда же он на самом деле угодил. Но вот так вот сразу – всё-таки не верилось.
– Эр-восемьдесят, – невольно понизив голос, спросил он, – это разведка или что-то вроде?
Терентьев усмехнулся:
– Нет, не разведка. Не разведка, не спецназ, не «Альфа», не «Вомбат». Но понятно, что подразделение закрытое и секретное. Кстати, как на борт прибудем, дашь подписку, будь готов.
Виталий слушал, затаив дыхание.
– И чем предстоит… заниматься? – поинтересовался он, поскольку собеседник умолк.
– Об этом после подписки, уж извини. Пока тебе полезно знать вот что: ко мне обращаться как к капитану. О полковнике забудь. Совсем забудь, за ненадобностью. Уставщина не обязательна. Корректность обязательна. Твой прямой начальник – я и только я. Приказы других лиц старше по званию открыто не игнорировать, а свои действия в обязательном порядке согласовывать со мной. Первое время мы постоянно будем вместе, так что наломать дров у тебя вряд ли получится. Главный принцип: не знаешь что делать – спроси у меня. Только у меня, ни у кого больше. Я не зверь и не идиот, прекрасно понимаю, что тебе нужно войти в курс дела и втянуться в работу, и что на данный момент твоя осведомлённость мало отличается от нулевой. Поэтому я буду тебя учить. Но не так как в Академии, на это нет времени. Учиться и вникать будешь по ходу событий, так сказать – в боевой обстановке. Это понятно?
– П-понятно, – напряжённо кивнул Виталий.
– Ну и ещё одно, – добавил Терентьев. – В принципе, это не имеет особого значения, но расскажу уж, традиция такая. Четырнадцать лет назад я выпустился из той же Академии, которую ты только что закончил. Четырнадцать лет назад я точно так же сидел в таком же глайдере, только предыдущей модели. И сидел я на том месте, на котором сейчас сидишь ты. Потный и злой на весь мир, в ненавистной шурупской форме. А на моем месте сидел некий староватый для капитана офицер и говорил мне примерно то же, что сейчас говорю тебе я. Этот офицер с недавних пор – шеф нашего отдела, скоро его увидишь. И когда придёт время снова уходить ему на повышение, а будет это лет, наверное, через десять-пятнадцать, я, если доживу, займу его место. А ты, если тоже доживёшь, полетишь в Академию и привезёшь оттуда такого же потного и злого на весь мир мальчишку в ненавистной шурупской форме. И по дороге будешь сидеть там, где сейчас сижу я, и вкручивать ему примерно то же, что сейчас слышишь. Ты понял нашу систему…
Тут Терентьев ухмыльнулся и только после этого закончил:
– … шуруп?
Чувствуя в груди странную пустоту, Виталий торопливо закивал:
– Кажется, понял…
Маткой оказался заслуженный шлюп-пятисотка. Глайдеров на борту у него имелось даже два, и это притом, что жилые отсеки комплектовались также на двоих. Всего лишь – в принципе, на пятисотку легко умещались пять-семь человек экипажа, в зависимости от назначения и спецификаций. Когда глайдер с Терентьевым и Виталием пристыковался к фермам на верхней палубе, а затем и ушёл сквозь шлюз в ангар, Виталий этого ещё не знал, поэтому первым после финиша словам шефа реально удивился.
– Этот, – Терентьев небрежно указал на второй глайдер в ангаре, – твой. Потом осмотришь.
