– Нужно звонить по больницам, – сказала Мариша, открывая справочник, и, чтобы слова не расходились с делом, тут же набрала первый номер.
Через два часа ей удалось обзвонить примерно половину больниц, а в другой половине либо никто не брал трубку, либо было занято. Тем временем Тамара Ильинична в отчаянии бродила по квартире и ругалась на Маришу, что она только зря занимает телефон, по которому, может, в этот момент дозванивается Валериан или Фима. И вообще у нее собаки и прочая живность оставлена на соседей, которым она клятвенно пообещала, что заберет своих питомцев не поздней воскресного вечера, а сейчас уже утро понедельника, так что ее, должно быть, уже тоже ищут.
– Чего бы это тетке Фиме к себе домой звонить? – удивилась Мариша.
– Но мы же не знаем, что у них тут случилось, – резонно заметила Тамара Ильинична. – Может быть, они долго выясняли отношения, разругались, и Фима ушла из дому. Сначала пошла ко мне, а потом направилась еще куда-то. И сейчас звонит в надежде на примирение, а телефон все время занят.
– Ладно, наберу последний номер, и все, – согласилась Мариша.
На том конце линии ответил хриплый женский голос, который произнес нечто неразборчивое.
– Скажите, к вам не попадала женщина лет сорока, смуглая, с…
– Имя! – рявкнули в трубку.
– Серафима Ильинична Круглова.
– А! – обрадовался голос. – Наконец-то родственнички объявились. Я вам всю прошлую ночь названивала. Где вы ходите, хотела бы я знать? У нас ваша Серафима. С сотрясением мозга попала. Без сознания, так ничего нам про себя и не рассказала. Хорошо еще, что документы при ней были.
– Так как же вы тогда узнали, по какому телефону нам звонить? – насторожилась Мариша.
– А она на несколько минут пришла в себя, продиктовала чей-то телефон, вроде бы сестры, и снова забылась. Так вы приедете?
– Конечно! – закричала Мариша. – Диктуйте адрес.
Больница была за тридевять земель, на проспекте Ветеранов. Чтобы туда добраться, Марише и ее маме понадобилось без малого час, за который они сто раз мысленно успели похоронить сестру и тетку.
– Что же ты про Валериана не спросила, – укоряла Маришу Тамара Ильинична. – Вдруг он тоже там лежит?
– Ну и пусть лежит, он нам больше не родня.
Наконец они добрались до больницы, поднялись по наклонному заасфальтированному подъему наверх ко входу и ворвались в просторный прохладный холл. Тамара Ильинична первой успела к справочному окошку, пока Мариша еще должна была запереть машину.
– Она в травматологии! – крикнула Тамара Ильинична дочери через весь холл, увидев, что та входит в стеклянные двери.
Больные, которые неспешно прогуливались по холлу и рассматривали витрины многочисленных ларьков, испуганно встрепенулись. Но двум родственницам пострадавшей было не до них. Они мчались к лифту. Выпихнув оттуда какого-то инвалида на коляске, они нажали кнопку нужного этажа и выжидательно уставились друг на друга.
– У нее состояние средней тяжести, – наконец сказала Тамара Ильинична.
Наконец лифт остановился, и женщины заметались от одной двери к другой, так как Тамара Ильинична забыла номер палаты – то ли пять, то ли пятнадцать, то ли двадцать пять. Пятнадцатая палата пустовала, двадцать пятой не было вовсе, оставалась только пятая. Там лежала только одна больная, и в обмотанном бинтами существе они узнали Серафиму Ильиничну.
– Точно, это она, – сказала Тамара Ильинична. – Палата номер пять, я теперь вспомнила. Боже мой, что же это с ней? Она попала под машину?
