Элея растерянно молчала. Она не была глупа и догадывалась о чем-то подобном, но предпочитала оставаться в неведении, ибо действительность и в самом деле оказалась слишком неприглядной.
– Значит… – голос у нее почти срывался, – значит, все, что ты делала для меня, ты делала лишь для короны?.. – Элея отчаянно стиснула губы и рывком отвернулась от наставницы, которая жалобно протянула к ней ладонь.
– Ну что ты, милая… Зачем ты… Знаешь ведь, что это не так. У меня нет никого дороже тебя. Тебя и этого мальчика… – Ладонь тронула ее за плечо, но в тот же миг соскользнула, и Элея с ужасом поняла, что голос ведуньи тоже звенит от подступивших слез. – Боги наделили меня даром, дитя мое, и порой я вижу дальше, чем другие люди. Но иногда они просто отдают мне свои веления, и я знаю, что не внять им – это хуже, чем нарушить клятву, данную твоему отцу. Есть наказания страшней, чем смерть… Поверь! Поверь мне, я не могла… просто не могла. Губы мои были запечатаны знанием, что слова лишь сделают хуже.
Элея зажмурилась изо всех сил, вдохнула поглубже. Нет, никто не увидит ее слез.
– Прости, матушка, – произнесла она так твердо, как только могла. – Я знаю, ты говоришь правду, но мне сейчас слишком трудно принять ее… С твоего позволения, я бы хотела побыть одна.
5
Разумеется, за один день все не решилось.
В штормовой сезон на материк ходили редко: на протяжении половины осени Западное море являло свой дурной нрав, и торговые пути оказывались почти недосягаемы из-за сплошных неутихающих бурь, взбивающих пену у Белых Островов. Отправляться куда-то в такое время было опасно и неразумно… Моряки ждали скорого окончания штормов, и Элея очень быстро поняла, что избежать празднования собственной годовщины рождения все-таки не выйдет. Сказаться больной тоже. Предвидя такую ее уловку, король заранее позаботился созвать как можно больше гостей. Он знал: сколь бы ужасно ни вела себя его дочь, а обидеть почти сотню знатных господ ей совесть не позволит. Встреча же с ними – хорошая возможность уделить внимание каждому, напомнить, что корона благодарна им за добрую службу.
К тому же всем этим родовитым гостям надлежало как-то объяснить, почему принцесса отправляется в плавание к материку. Им ведь не скажешь о ее личном желании найти мага-лекаря для своего полумертвого шута… Целый день ушел только на то, чтобы выдумать благопристойный повод для этого путешествия. А прежде король потратил несколько часов, стараясь убедить дочь, что наследнице вовсе не подобает принимать участие в столь сомнительном деле. Но, как бы он ни старался, Элея стояла на своем. Те перемены в ее характере, которые начались год назад, не только не обернулись вспять, так еще и укрепились за минувшие месяцы. Прежняя Элея осталась далеко в прошлом, в том каменном лабиринте, где она впервые пережила все самые ужасные чувства, сплавленные воедино, – от трусливой боязни за свою жизнь до острого, как жала диких пчел, страха потерять шута.
Она прекрасно понимала – и отец, и Совет Мудрых отнюдь не рады этим переменам. Но вместо угрызений совести Элея испытывала лишь радость от того, что более ничья воля не способна согнуть ее собственную. Предательство Руальда словно разбило оковы смирения. Да, осознание долга осталось, но теперь оно обогатилось новым пониманием: через любой запрет можно переступить. Ну или почти через любой.
