Чувство тревоги нарастает, и Касси понимает, что оно связано с Лиз. Что тут говорить: почти все, что он делает, чувствует и ощущает связанно именно с ней, нравится ему это или нет.
Интересно, что она бы сказала если бы узнала, что он чувствует ее на расстоянии?
Касси быстро одевается и открывает окно каморки настежь.
– И во-о-о-от оди-и-и-ин я остаю-у-у-усь, моя Луна-а-а-а-ааа!
Касси приходит в голову, что Артих нашел лучшее время для того, чтобы пропеть эти строки. Потому что он прав. В доме остается он один.
На улице шумно, как может быть шумно только в Городе Тысячи Рас и только в полнолуние. Раз в месяц Касси допускает в свой разум кощунственную мысль о том, что в Даронийском лесу было не так уж и плохо. Не так шумно, как здесь, в этом прибежище странных существ, которых только может породить подлунный мир. И не только он. Взять хотя бы Лиз.
Искать напарницу в междумирье смысла нет: Лиззи сваливается в эфир только для того, чтобы пожирать его уныние и обновлять метку, которая скрывает его от зова королевы. Но искать ее на улице так же бессмысленно. Поэтому Касси делает то единственное, что ему кажется правильным.
Он протискивается сквозь оконный проем и взлетает.
С высоты птичьего полета Город кажется еще более красивым… и еще более безобразным. Касси не может чувствовать запах нечистот, пота и смрадного дыхания пьяных в хлам оборотней, которые сегодня решили не обращаться, а залить лунную тоску вином и горланить песни до самого рассвета. Он не может слышать стонов раненых, коих после сегодняшней ночи будет целая толпа: элуантропы и ликантропы, будучи привязаны к одной и той же фазе Луны, обращаясь, становятся яростными противниками, забывая о том, что в остальное время они прекрасно уживаются друг с другом.
Касси ловит себя на мысли, что правителю Города Тысячи Рас, господину Хоррорэро Эртовано, стоит запретить обращение в принципе.
Пусть уж лучше поют…
Но вскоре эти мысли уходят, и остается лишь одна: Лиз. Она где-то здесь, где-то недалеко.
Она в беде.
Л.
Сначала я подумала, что меня кто-то укусил, потому что левую икру пронзила резкая боль, будто в нее впились чьи-то острые зубы. Слепо взмахнув ножом, я отступила, решив, что такие приключения в одиночку мне не нужны. Что бы не пряталось в переулке, я совершенно не хотела стать его обедом. Но добраться до освещенной улицы мне не дали: новый приступ боли – теперь уже у основания шеи – заставил сначала упасть на колени, а затем и лицом в… кровь. Лужа была небольшой, и именно поэтому я не вляпалась в нее по пути сюда. Отпрянув, я вытерла пахнущую ржавчиной жидкость с лица и схватилась за шею, будучи уверена, что истекаю кровью сама. Но нет. Крови не было.
В переулке все еще было пусто, но больше это меня обмануть не могло: чудище пряталось в эфире. А то, что оно смогло нанести мне раны в подлунном, говорило о том, что существо умеет мерцать.
Мерцать умеют только демоны.
Превозмогая боль, я поползла туда, где был свет. Почему-то я была абсолютно уверена, что стоит мне покинуть злосчастный переулок, и неизвестный оставит меня в покое. Вот только отпускать меня никто не собирался. До освещенного участка оставался жалкий десяток метров, когда новая боль пронзила меня чуть пониже спины.
Замечательно! И на чем мне теперь сидеть?
Я взвыла от обиды и уже собралась провалиться в эфир, чтобы накостылять неизвестному существу по шее уже в виде Шутника, как меня подхватили чьи-то руки, и я ощутила, что лечу.
