– Нет-нет, – замотала я головой, – Я сейчас дома выпью свои таблетки, полежу полчасика, голова пройдёт, потом надену другие туфли и вернусь. Ничего ещё не кончится. Там только танцы в разгаре будут.
Папа щёлкнул кнопкой, открывавшей заднюю дверь.
– Ну, садись! Покажешь, куда везти…
Я скользнула в машину, как в безопасное убежище, как в рай…. Маринка помахала нам рукой вслед.
Мои родные, конечно, были тоже изумлены, что я возвратилась домой ещё до полуночи. Но я показала им аттестат – самое главное, я его получила. Сказала, что очень устала, экзамены вымотали дальше некуда, сейчас посижу в ванне и лягу спать.
Мама в душе была только рада, что не придётся за меня волноваться, дёргаться всю ночь – когда я вернусь? Всё ли благополучно? Домашние знали, что мальчика у меня нет, поэтому танцы были бы в кругу подруг, и проводить после выпускного меня некому.
Когда я сбросила платье, младшие сестрёнки тут же затеяли драку за право его примерить – они не сомневались, что платье теперь будет общим, как и практически все вещи в нашей семье, исключая, разве что, зубные щётки и трусики.
А я долго-долго сидела в теплой ванне и плакала, что так вышло, не могла никак отойти от пережитого страха. Мне кажется, именно начиная с того вечера – и до сих пор, я всё переживаю очень сильно, мне требуется несколько дней, чтобы отойти от любого пустяка – даже от злобной реплики тролля в интернете.
Потом домашние поили меня чаем, и мне думалось, что сидеть на родной кухне, и пить индийский чай с маминым клубничным вареньем, гораздо лучше любого праздника с чужими, в общем-то, людьми. А какое счастье было лечь потом в свою кровать и надеяться, что во сне всё это забудется!
Обычно я встаю рано, но в этот раз еле разлепила глаза, когда в девять часов двери открыла мама. Я хорошо помню этот момент – мама окликнула, я проснулась и посмотрела на круглые настенные часы. Девять уже – ничего себе…
– Даш… тут родители Марины Ермаковой звонят. Спрашивали – не осталась ли она у нас после выпускного? Я сказала, что нет. И теперь они просят к трубке тебя – хотят спросить, может быть, ты знаешь, какие у неё были планы? К кому она собиралась пойти?
Маринка никогда не была моей подругой. Она тусовалась с равными себе девчонками – дочками богатых родителей. Поэтому я взяла трубку в полной растерянности. И услышала нетерпеливый голос Маринкиной матери, в котором звенели слёзы. К кому собиралась Маринка – откуда мне знать? Я стала перечислять фамилии наших одноклассников, и слышала в ответ: «Им звонили..Этим звонили… Нет, у них её не было».
Я же говорю, что обо мне они вспомнили в последнюю очередь. Мама стояла рядом, прижав ладонь ко рту.
– Хорошо, Галина Степановна, если я что-то узнаю, увижу-услышу, я вам сразу позвоню…
Я положила трубку и посмотрела на маму. Она стояла бледная. Родители хорошо знали всех ребят в классе, ведь мы учились вместе с семи лет. И сколько раз зимой первоклассница Маринка подходила после занятий к маме, которая меня встречала – и закидывала голову, показывая, что ей надо помочь застегнуть непослушную верхнюю пуговицу на пальто.
– Как хорошо, что ты вчера пришла рано – выдохнула мама, – Слава Богу!
Весь день мы провели в тревоге. Мама настаивала, чтобы я «пораскинула умом» и вспомнила – может, у Маринки водились ещё какие-нибудь подруги – вне школы? Я честно пыталась «раскинуть», но ничего вспомнить не могла. Мне звонили и другие, теперь уже бывшие одноклассники – сообщить новость, что Маринка пропала, и мы пытались придумать что-то вместе. Но никакой гипотезы выстроить не получалось.
