Русичев отпил из чашки кофе и несколько минут о чём-то мучительно размышлял, иногда поглядывая на друга. Артём расценил это молчание Сергея как неудовольствие:
– В принципе, ты можешь не рисковать своим электронным интеллектом, я не обижусь и пойму тебя, но поверь, операция предстоит очень тяжёлая и сложная.
– Что ты, друг, думаешь, я забыл, как ты спас меня, заехав оборотню серебряным кинжалом меж лопаток, когда тот душил меня во время схватки в реке. Разве я и Авдей Грановский вернулись бы из 1755 года, не будь тебя рядом? Нет, дорогой, ты ошибся, я думаю о совсем другом. Понимаешь, Умница находится на таком этапе развития электронного разума, что её невозможно переподчинить приказом, она должна решить это сама. Вот я и думаю… Знаешь, вспомни любимое твоё стихотворение, или отрывок, которое в сжатой форме характеризует тебя, – он встал, взял с подставки современной формы дипломат и поставил на стол, откинув верхнюю створку.
Когда экран засветился приятным розоватым цветом и по нему пошли синусоиды, машина нежно спросила:
– Серёжечка, неужели мы с тобой опять потребовались Родине, раз будишь ни свет ни заря? Если бы у меня были плечи, то я бы не прочь была их размять. Ха-ха-ха.
– Привет, несравненная, – поприветствовал машину адмирал. – Родине ты очень потребовалась, но только не со мной в паре, а вот с этим замечательным парнем, который сидит рядом. Как насчёт твоей работы с ним?
– Несколько секунд машина молчала, затем выдала:
– Артём Кондратьевич, знаю такого, ничего мужик! Что же, пусть скажет что-нибудь, а я уж тогда определюсь.
«В толпе могучих сыновей,
С друзьями в гриднице высокой
Владимир-солнце пировал;
Меньшую дочь он выдавал
за князя храброго Руслана
И мёд из тяжкого стакана
За их здоровье выпивал»
Тёма процитировал классика поэзии и молча ожидал.
«За князя храброго Руслана», – появилась строка на экране, затем по нему вновь побежали синусоиды.
– Определяется, – развёл руками Сергей.
Наконец, экран вновь засветился ровным розовым цветом, что было хорошим знаком, друзья переглянулись.
– Хорошо, Артём Кондратьевич – спокойным голосом выдала машина. – Пушкин и мой любимый поэт. Переподчинение принимается, теперь вы мой новый шеф. Только предупреждаю: «Два плюс два умножить на два» – это не мой профиль, мне нужно что-нибудь поинтереснее.
– Не переживай, дорогая, будет очень интересно и жарко, смотри только, не перегрейся, я за тебя отвечаю теперь перед другом.
– Да уж постараюсь, – машина вновь негромко захохотала. – Так что, прямо сейчас будем загружаться?
– Нет, вернёмся в Москву, получишь всю инфу сполна.
– Жаль! – экран ПЭВМ замерцал и погас.
– Вот, ты всё видел и слышал сам, теперь она твоя в полном смысле. Береги её, она защищала меня своим полем в моменты переходов во второй параллельный мир и там оказывала неоценимую услугу, с ней не пропадёшь.
– Глеб Агафонович это сразу понял, поэтому и отправил меня к тебе. Спасибо тебе, друг, что не отказал! – офицеры крепко пожали друг другу руки. – Сергей, я бы не стал больше задерживать тебя, и хоть сейчас отправился во Владивосток, но не могу удержаться, не попросив ещё о двух вещах, ты знаешь о каких.
– Хочешь посмотреть днём на линкор, а затем посетить товарища Сталина и задать ему волнующие тебя вопросы?
– Ты, как всегда прав, дружище.
– Хорошо, давай завтра так и поступим, а сейчас ты мне хотя бы вкратце расскажи, что это за невиданное задание, раз твой шеф даже не решился тебя пускать одного?
