– Извините, пожалуйста, я выслал по почте документы в ваш институт, но вызова до сих пор не было, – начал Палин.
– Какой факультет? – перебила его девушка.
– Строительство гидростанций.
– А, Вам на ГТФ. Это вот за тем столом, – указала она рукой в сторону перелома гигантской буквы «Г».
Борис Андреевич Остроушко – ассистент кафедры гидравлики и гидротехнических сооружений, был сначала огорчён назначением в состав приёмной комиссии, но работа есть работа. Вскоре он смирился и не сильно сетовал на судьбу. Порой было даже интересно наблюдать за приходившими парнями и девушками, их поведением, а иногда и подбадривать уж очень неуверенных в себе. В этом году, судя по присланным аттестатам, поступающие были как никогда сильны, конкурс на все специальности большой, что неудивительно, так как одновременно был выпуск и десятых, и одиннадцатых классов.
Остроушко сразу заметил вошедшего Палина и по приобретённой недавно привычке стал с интересом его рассматривать, прислушиваясь к разговору. У парня была часто встречающаяся для русского человека внешность: рост немного выше среднего, русоволос, круглолиц, слегка курнос, с крупными губами, широким бровями и, в завершение всего, великоватыми для его головы слегка оттопыренными ушами. В его фигуре не было юношеской угловатости, только небольшая сутулость.
Больше внимания привлекла его одежда. Пиджак, широковатый в плечах, но с короткими рукавами, явно принадлежал ранее другому хозяину. Из-под пиджака виднелась тёмная, много раз стираная рубашка. В руках парень теребил от волнения выгоревшую на солнце кепку-восьмиклинку некогда синего, а теперь неопределённого цвета.
Дома Егор долго думал, в чём ехать в институт. Отцовская вельветовая куртка с карманами на молнии, в которой он много лет ходил в школу, вытерлась на локтях, местами была заштопана и имела неподобающий вид. Полуботинки дышали на ладан. При этом надо было учесть, что, возможно, при возвращении домой придётся идти пешком из райцентра по грязной после дождя грунтовой дороге. Выручил зять, предложивший свой пиджак и ношеные немного стоптанные полуботинки. У Егора пиджаков, а тем более костюмов, никогда не было. Пиджак был кстати из-за наличия множества карманов. Полуботинки Бориса Алексеевича были на размер меньше и немного жали, но терпимо. На случай грязной дороги зять предложил Егору взять кирзовые сапоги.
– Возьми сапоги, и вопрос решён. Место в рюкзаке есть. Если надо будет, достал из рюкзака, надел и все дела, – убеждал он.
Егор так и сделал. Тщательно вымыл их, начистил чёрным кремом, завернул в газету и положил в рюкзак.
Ну, а кепка! Без головного убора Егор не ходил. Родители с детства приучили к этому во избежание солнечного удара. Только месяц после покупки носил её Егорка в первозданном виде. В клубе перед сеансом кино он замешкался снять, её сорвали и забросили в задние ряды. Через некоторое время кепка вернулась с откушенным «нахлебником». Видавшая виды, она была на голове и в дождь, и в зной, на покосе, при заготовке дров в тайге, везде и всюду. Выходя из дома, Егор на условном рефлексе искал глазами кепку и надевал на голову.
Когда Палин подошёл к столу, за которым сидел Остроушко, тот уже слышал, что парень хочет поступать на ГТС[6], но всё-таки, улыбнувшись, произнёс:
– Слушаю Вас.
– Я выслал в ваш институт документы, но вызова не было, решил приехать сам.
