Сначала этими самыми ботами он молча растоптал мой мольберт (кстати, в трех метрах от этой идиллической сцены вяло курили два милиционера, которые даже и не подумали двинуться в нашу сторону), а уже потом объяснил, что лучше мне убраться подобру-поздорову, так как физиономиям вроде моей нечего делать на хлебной и с виду гостеприимной улице Арбат.
Не знаю, чем бы кончилось дело и хватило ли бы у меня наглости вступить в примирительные дебаты, если бы за меня неожиданно не вступилась Len'a (crazy), которая как раз в то время была известна как активная арбатская тусовщица.
С черными короткими волосами, готически-черными ногтями и черными полукружьями возле глаз (она принципиально считала, что не стоит тратить лишнего времени на сон), Len'a (crazy) в первый момент показалась мне ангелом ада. До сих пор не понимаю, почему она решила мне помочь. Факт: отозвав бритоголового, она за пять минут легализовала мое арбатское существование. Вернувшись, мрачный бритоголовый объяснил, что вопрос улажен и даже подсказал, где можно недорого купить подержанный мольберт.
Русские порнозвезды не носят Gucci и в лимузинах по городу не раскатывают. Гонорар за съемочный день колеблется от пятидесяти до пятисот долларов – в зависимости от внешней свежести и внутренней свободы актрисы.
У Марины глаза орехового цвета, ее фигура нарисована плавными линиями, ее волосы длинные, мягкие и темные – подобный типаж называют средиземноморским. Обычно такие женщины источают приветливое тепло. Мужчины завороженно тянутся на их внутреннее свечение, точно мотыльки к керосиновой лампе. Но глаза моей Марины словно подернуты тонкой коркой льда. И аура неприступности вокруг нее непроницаема, как у какой-нибудь снобки с первого курса консерватории. А ведь поди ж ты, успешная порноактриса…
В игру она вошла случайно. Когда же сориентировалась, то поняла, что девушке с такой не просто подмоченной, а насквозь вымокшей репутацией проще прорываться к верхам порнокасты, нежели пытаться по-тихому покинуть порочный круг.
– Глашка, приходи ко мне в студию в субботу! – запросто пригласила она. – У меня съемка, совсем несложная, лесбийский эпизод. А потом можем куда-нибудь сходить. В музей, например, или в кино.
Ну я и пришла.
Не задумываясь, что одно дело – мимоходом слушать байки о рабочих буднях подруги и совсем другое – воочию увидеть, как она, голая и потная, делает вид, что множественный оргазм для нее так же тривиален, как горячий кофе на завтрак.
Я сидела в углу, на стареньком офисном стуле, и не знала, куда деть глаза. На моих коленях стояла коробка с суши, купленными в ресторанчике через дорогу, но аппетита почему-то не было.
Марина не замечала моего смущения. Находиться голой среди десятка посторонних людей было для нее занятием привычным. Несмотря на совершенство форм, гибкость линий и выстраданную холеность, ее нагота воспринималась невинно, как ночная рубашка в рюшах. Я подумала, что порнорежиссер должен относиться к своим моделям бесстрастно, как гинеколог к распятым в кресле пациенткам.
Снимали лесбийский эпизод. Марина играла учительницу музыки, дающую частный урок первокурснице. Вторая актриса, молоденькая веснушчатая простушка с открытой улыбкой и белесыми глазами, была меньше всего похожа на фигурантку порноиндустрии. Увядший ангелочек. Фарфоровая елочная игрушка, выцветшая от времени, но все еще изображающая юную балерину.
