Сила самовнушения. Как наш разум влияет на тело. Наука и вымысел - страница 36

По одному этому случаю невозможно судить, действительно ли Олнесс преуспела в обусловливании иммунной системы Маретты, или ее состояние улучшилось бы само по себе. Но в 1996 году Адер опробовал этот метод на десяти пациентах с рассеянным склерозом{73}. Он сочетал их лекарство, иммунодепрессант цитоксан, с анисовым сиропом. Впоследствии, когда сироп стали давать с таблеткой плацебо, иммунный ответ уменьшился у восьми пациентов – так же как на фоне приема активного препарата. Испытание было малым, но снова намекнуло на успешность обусловливания Маретты.

Увы, она не дожила до этого. По сообщению Олнесс, в конце концов сердце Маретты не выдержало побочного действия одного из лекарств{74}. Она скончалась в День святого Валентина в 1995-м, ей было 22 года.

Я нахожусь в Германии, сижу за столом в комнате отдыха отделения медицинской психологии больницы при Эссенском университете. Со мною – два молодых ученых, Джулия Кирхгоф и Ванесса Несс, но они пришли не кофе пить. Кирхгоф достает из холодильника пластмассовую банку и снимает с отверстия пленку. Внутри находится жидкость яркого, чуть ли не неонового бирюзово-зеленого цвета. Кирхгоф наполняет три стакана, и мы салютуем друг другу. «Зубы и рот позеленеют, – предупреждает Несс. – Но это ненадолго».

Кирхгоф выпивает и хмурится. «Манфред сказал бы, что градуса мало», – говорит она. По мне, так на вид достаточно крепко, и я пробую. Глаза видят зеленое, но меня мгновенно затопляет волна пурпурного, нестерпимого вкуса лаванды. В остальном напиток мягкий и сладкий, но также и горький, все равно что выпить масла для ванн. Рот сводит, желудок тоже, а мозг не знает, как к этому отнестись. Цветовая дисгармония сочетается со смешением вкусов и запахов, и я почти чувствую, как возбуждаются в замешательстве нейроны.

Это обновленная версия тресковой печени и розовых духов Олнесс – клубничное молоко с зеленым пищевым красителем и небольшим количеством эфирного масла лаванды. Изобретение медицинского психолога Манфреда Шедловски, который продолжает захватывающие эксперименты Адера.

Отведав его питья, я иду к нему в кабинет, надеясь, что зубы у меня не такие уж неприлично зеленые. В помещении светло и просторно, выделяются красные кожаные кресла, черный куб кофейного столика и череда художественных полотен жены Шедловски, созданных в стиле геометрического искусства. Сам он дружески предлагает мне кресло и садится напротив. Он долговяз, белокурые волосы свободно свисают, усы закручены вверх. Когда приходит коллега и сообщает, что часть больничного кампуса эвакуируют из-за бомбы времен Второй мировой войны, только что найденной по соседству на участке, где ведется строительство, Шедловски остается невозмутим. «Спорим, это ваша!» – говорит он бодро.

Последние 15 лет Шедловски пытался преобразовать условные иммунные реакции из открытого Адером занятного, но в итоге случайного феномена в научно обоснованную терапию. Он пустился с места в карьер, пересадив в брюшные полости крыс дополнительные сердца. «Выглядит мудрено, но это обычнейший экспериментальный протокол», – уверяет он. У тех крыс, которым не давали лекарственных препаратов, трансплантат продержался в среднем дней десять, после чего был отвергнут организмом-хозяином. У тех, кому назначили иммунодепрессант, он продержался на три дня дольше.

Тогда Шедловски обусловил третью группу, пересадив крысам сердце только после того, как приучил их ассоциировать препарат со сладким вкусом. После операции они получали только сладкую воду. Дополнительные сердца продержались в среднем 13 дней – столько же, сколько у крыс, получавших лекарство