– Колыбельная? – удивлённо переспросила Анью.
– Колыбельная, что пела Нинав Тортоику, – пояснил Пэн, притопывая на месте от переполняющих его эмоций. – Бургомистр, а можно я отправлюсь в обход уже завтра? Я и представить не мог, что мне выдастся такая возможность!
– До чего же ты неугомонный, Пэн, – бургомистр покачал головой. – Прежде, чем нестись непонятно куда, помоги нашей гостье расположиться. Такое чувство, что я зря обучал тебя все эти годы.
– Пойдём, кокомо, – Пэн подхватил её под локоть, поднимая из-за стола. – Я покажу, где ты можешь остаться на ночь.
Он едва ли не выволок её из дома бургомистра, потащив по одной из ближайших ветвей. Колдунья едва успевала переставлять ноги.
– Отпусти! – Анью выдернула руку. – Мне не нравится, когда меня трогают! Не делай так!
– Ты чего, кокомо? – Пэн обескураженно смотрел в ответ.
– Анью. У меня есть имя.
– Анью, – повторил Пэн. – У кокомо разве не принято прикасаться?
– Не у всех, – она пожала плечами. – Там, откуда я родом, не принято трогать всех подряд. Прикосновения – показатель близких отношений или крепкой дружбы.
– Ну так мы друзья, – кивнул ей Пэн, снова хватая за руку и повёл за собой куда-то дальше по ветке. – А мы, мококо, постоянно обнимаемся. Это, вроде как, способ показать хорошее отношение. Когда есть кто-то, кто тебя обнимет, то ты уже не чувствуешь себя таким одиноким. Даже мир не кажется столь серым в дни затяжной грусти. Поэтому вам, кокомо, нужно чаще обнимать друг друга. С печалью одного, разделенной на двоих, можно гораздо быстрее и легче справиться.
Анью задумчиво шла следом, сосредоточившись на словах Пэна. Было в них зерно истины. Силлины весьма сдержанны в проявлении эмоций, делясь самым сокровенным лишь по ментальной связи с теми, кого допускали в свой мэлринд. Люди были немногим более открытыми в этом отношении, а вот мококо явно не были такими отчужденными.
Вокруг них постоянно сновали жители города. Они радушно распахивали объятия, приветствуя друг друга, держались за руки, прикасались к лицам и волосам других, целовали друг друга в щёки. Это было странно, непривычно, но в таком контакте чувствовалась какая-то дружеская поддержка. Будто эти необычные малыши делились друг с другом теплом своей души, отдавали частичку себя другим, принимая подобную энергию от окружающих и оставаясь при этом наполненными теплом и заботой.
Если бы я могла так же легко отдавать своё тепло, как это делают мококо, то, может, тогда всё сложилось бы по-другому? Может это то, чего ему не хватило, чтобы человеческое пересилило демона…
Пэн вёл её куда-то наверх. Они постоянно поднимались всё выше и выше, то по шляпкам грибов, то по верёвочным лестницам.
– Поторопись, а то не успеем.
Пэн, казалось, совсем не знал, что такое усталость. У Анью от этого бесконечного подъёма уже ныли и подкашивались ноги, но она упрямо не показывала никакого дискомфорта. Там, куда они пришли, была оборудована большая смотровая площадка, почти на самой верхушке дерева. Сквозь листву были видны кусочки алеющего небосвода. На площадке были только они.
– Днём здесь обычно дежурит кто-нибудь из старейшин, но вечером в этом нет необходимости, пояснил Пэн, подходя к краю площадки и опираясь на перила.
– И зачем мы сюда пришли? – она остановилась рядом, осматриваясь.
– Гляди, – он указал прямо перед собой. – Видишь семечко. Из него скоро должен вылупиться мококо. Ещё одно вон на той ветке.
